— Татьяна Алексеевна, доброе утро, — смотрю на неё выжидающе, пытаюсь понять её настроение.
— Здравствуй, Оленька, — она приветлива, словно вечером вчера и не было этого конфликта.
— Вам было плохо ночью?
— Немножко, — кивает грустно. — Ничего страшного.
Смотрю в свою тарелку, но аппетита всё нет. Понимаю, что должна что-то сказать. Что-то такое, что хоть чуть-чуть смягчит ситуацию. Но слова не идут.
— Татьяна Алексеевна, я вчера… может, была слишком резкой. Простите, если задела вас.
Она садится рядом и неожиданно начинает ласково гладить моё плечо.
— Ну что ты, деточка, какие пустяки. Ну кто не ссорится в семье? Не переживай. Покормлю вас, полежу немного, и всё пройдёт.
Вздохнув, Татьяна Алексеевна встаёт и начинает суетиться, желая угодить мне. Проверяет, насколько тёплая тарелка с кашей, доливает в чашку кипятка.
— Не надо беспокоиться, — настаиваю, чтобы она села. — Это лишнее!
— Надо, Оленька, надо! А чем мне ещё заниматься? Я люблю заботиться о близких, — вечная тема для разговоров.
Мирон, обсудив все свои дела с помощником, спускается к столу.
На фоне давления свекрови теперь и не знаю, когда стоит обсуждать помощь сестре и её переезда. Боюсь, случится настоящая катастрофа.
И нетрудно догадаться, кто будет виноватым во всех трагедиях, если они произойдут!
— Мама, почему тонометр лежит на стуле? Ты плохо себя чувствовала ночью? Почему меня не разбудила?
— Да, было дело, — вздыхает и кивает. — Давление скакнуло. Измучило оно меня совсем. Понервничаю хоть немножко, и всё, начинает скакать. Вот уж точно говорят: старость не в радость! А будить-то зачем? Ты же не врач!
— А что случилось? Из-за Риммы переживаешь опять? — не понимает происходящего Мирон. —Мам…
— Думаю, это, скорее всего, из-за нашего разговора вчера, — решаюсь сама признаться.
Я лучше сделаю это сама и причину сразу расскажу, а то, вдруг свекровь, когда я уеду, вывернет так, как надо ей, и мы с мужем снова поссоримся. А у нас, кажется, всё очень даже неплохо складывается, и есть шанс на нормальную семью.
— О чём вы?
— Ты задерживался. Я случайно услышала разговор Татьяны Алексеевны и твоей сестры и стала невольным свидетелем того, как твоя мама обещала, что в следующем месяце мы опять будем оплачивать ипотеки Риммы. Я сказала, что нам самим очень нужны будут деньги скоро.
Мой муж переводит на меня взгляд, слушает, не перебивает и хмурится.
— Интересно…
Вижу, что он зол. Но на кого, на меня или на маму, что она опять наобещала сестре?
Поглядываю на часы. Опаздываю.
Начинаю убирать со стола, но Татьяна Алексеевна перехватывает мои руки.
— Ничего не надо, деточка. Не переживай! Езжай на работу, а то опоздаешь.
На работе наступает полный аврал. Зашиваюсь в делах, потому что у меня сразу несколько сделок.
Мирон приходит последние дни очень поздно, но я не могу его дождаться и просто вырубаюсь. У меня нет сил ни на что, кроме сна. Читала, что такое бывает при беременности, и снова начинаю тешить себя надеждами.
На ходу между сделками сдаю длинный перечень анализов и жду результата.
Тему ипотечных долгов Риммы мы больше пока не поднимаем. У меня примерно три недели до следующего платежа.
Ставлю себе напоминалку в телефоне поговорить с Мироном.
Я верю, смогу убедить мужа, что нам самим могут скоро понадобиться деньги.
Но и с Татьяной Алексеевной надо будет поговорить теперь так, чтобы она больше не волновалась. Я несколько раз хотела написать ему сообщение на эту тему, но получалась целая «простыня», и я удаляла.
