Щеки вспыхнули, в груди запекло. Давненько Тьяна не видела жениха.
Она бросилась к тумбочке и выхватила из ящика маленький складной бинокль. Открыв линзы с помощью специального рычажка, приставила к глазам и направила на двор академии. Деревья, кусты, фонари, какая-то фиолетово-зеленая парочка целуется за беседкой. А, вот и Вэл! Руки задрожали, когда Тьяна увидела его лицо в газовом свете – близко-близко. Губы поджаты, брови сведены к переносице, а в глазах – беспокойство. Что это с ним? И куда он спешит? Настороженно оглядевшись, Велимир повернул к часовне. Взбежал по ступеням, толкнул дверь и пропал внутри. Тьяна опустила бинокль.
Второе правило Гнев гласило: не соваться в часовню после наступления тьмы. Следовал ли ему хоть кто-то, Тьяна не знала, но Велимир – явно нет. Какова вероятность, что жених там один? И что он вообще забыл в ликовом доме? Может, как в Деве: несет провинность, подготавливая зал к утренней службе?
«Это твоя возможность, – шепнул внутренний голос. – Ночь, Вэл еще не знает о твоем приезде, а в часовне наверняка ни души. Вдруг такая удача больше не выпадет?». Тьяна сама не заметила, как зашнуровала ботинки из мягкой кожи, подхватила сумочку и надела старую дедушкину шляпу: широкие поля бросали тень на лицо.
Замерев в коридоре, Тьяна напрягла зрение и слух. Из-под пары соседних дверей лился свет, но ни единого звука не вылетало наружу: студенты либо учились, либо читали, либо дремали под лампами. Скользнув к лестнице, Тьяна немного постояла на верхней ступени и устремилась вниз. Она то и дело оборачивалась и замирала, присматривалась к теням и прислушивалась к скрипам, но пансион без помех отпустил ее. Держась поближе к деревьям, Тьяна запетляла по дорожкам. Путь до часовни, совсем недалекий и простой, показался ей запутанным лабиринтом. Наконец, ноги донесли до каменных ступеней. Запрокинув голову, Тьяна посмотрела вверх. Серая, узкая и высокая, часовня мечом нависла над ней, обещая возмездие. По телу прокатилась волна мурашек.
Оглядевшись по сторонам, Тьяна приоткрыла тяжелую дверь и нырнула во тьму. Сердце быстро сжималось и разжималось, гоня отравленную кровь. От внутреннего напряжения дергалось веко.
Велимир, слава ликам, был здесь один.
Он сидел на скамейке – поникший, словно единственный старик в академии Старика. Голова в кепи склонилась на грудь, широкая спина сгорбилась. Можно было подумать, что он тихо молится, но Тьяна знала: жених не верит ни в одного из богов.
Она встала на цыпочки и бесшумно пошла вперед.
Велимир не двигался, не крутил головой, лишь вздрагивал плечами. Да что с ним? Не плачет ли? Нет, точно нет. В его случае слезы были еще менее вероятны, чем молитвы. Скорее всего, Велимир перебрал на вечеринке, случайно забрел в часовню и задремал. Вот это – в его духе.
Рука змеей сползла к сумочке, щелкнула застежкой и скользнула внутрь. Пальцы впились в пузырек. «Пэстра, пэстра», – ободряюще прозвучало в голове, что в переводе значило примерно «все получится, если не спешить». Тьяна зажмурилась и, чтобы не передумать, ускорила шаг. Дыхание рокотало далеким громом. Флакон, над содержимым которого она корпела три ночи подряд, быстро нагревался в руке. Корчилась, сгорая на медленном огне, совесть.
Не сводя глаз с шахматного кепи, Тьяна вплотную подошла к Велимиру. Ледяная капля пота проторила дорожку от правого виска к подбородку, над верхней губой бисером рассыпалась испарина. Смахнув ее рукавом, Тьяна опустила ладонь на плечо Велимира. Сейчас он обернется – и все будет кончено. Правая рука выхватила флакон, готовая свернуть пробку одним движением, как дедушка сворачивал шеи цыплятам под посвист южного пыльняка.
