В последнее время стало заметно, что он завел себе подружку, но она ни разу не приставала с бестактными расспросами. И сейчас, когда он всю дорогу строчит одну эсэмэску за другой, делает вид, что не замечает: захочет – сам расскажет.
Не всякая мать дает ребенку такую волю! Может, все-таки зря, если он не оценил, а, наоборот, выдал вот такое? Наверное, она все-таки всегда проявляла беспомощное слабоволие.
Ведь ему почти пятнадцать. Должно быть уже понимание! Растишь ребенка, ждешь терпеливо, что появятся сознательность, ответственность – напрасно, выходит? Взрослость и самостоятельность, значит, только в том, чтобы ни с кем и ни с чем не считаться?
Ну и отдых начался! Приехали…
Лена так и не могла решить, что же делать, а стрелка уже пробежала полчаса.
Дверь номера, незапертая, хлопнула. Появился Ник.
– Я по парку прошелся, – сообщил он, не глядя на мать. – Такой интересный парк – одни сосны, как наш лес у озера. Только правильный, все рядочками… Там еще был киоск. Я купил воды и чипсы. Будешь?
Обессиленная Елена жестом отказалась и рухнула без слов в свою постель, не в состоянии требовать ни объяснений, ни извинений.
Мы все инстинктивно боимся цели. Многие из нас предпочли бы находиться в пути всю жизнь, так и не добравшись до места назначения. Мы судорожно хватаемся за средства и часто забываем о цели.
Э. Хоффер
Ливень хлынул во время обеда. Было так приятно сидеть в кафе, смотреть через окно на водяные потоки, надеяться, что ненужная жара теперь спадет, и уже не завидовать другой, обедающей во дворе, группе. Но пришло время возвращаться в автобус, а ливень не утихал, зонты же у всех, как обычно бывает, остались в автобусе.
Услышав, что до храма Покрова на Нерли надо идти минут пятнадцать по исторической дорожке среди луга, которую принципиально не разрешается ни замостить, ни заасфальтировать, Ирина приуныла. Дожди обещали местами и к вечеру, а день – ясный, и она надела легкие сабо, в которых на раскисшей дорожке, конечно, сразу увязнет. Ливень перешел в противный сеющий дождик – так моросить он может хоть всю жизнь. Но неужели из-за такой нелепости она не сможет пойти к чудесной белой церкви, которую видела только на фотографиях?!
До самого Боголюбова Ирина еще на что-то надеялась. А Ромочка не удержался от мягкого, но нудного попрека всё на ту же тему:
– Вот видишь, а ехали бы своим ходом – достали бы сейчас кроссовки из багажника, и всё.
Но он прав, конечно, – переться по мокрому лугу, а потом заболеть было бы еще глупее. Хотя сам Роман, к Ириному недоумению, оставаться в автобусе не собирался – наоборот, воодушевленно доставал их огромный зонт, переговариваясь с мальчишкой. Он и не собирался составить ей компанию!
– Ничего, вот Лена тоже не угадала с обувью и тоже остается.
Но Ирина не обрадовалась, что у нее есть товарищ по несчастью, и промолчала. Земляки снова начали ее раздражать. Вчера, когда они вдруг оказались такими приятными, тактичными людьми, она радовалась этому, словно сюрпризу, а еще больше – тому, что Ромочка стал на редкость приветливым и общительным – настоящим. Исчезла ироничная закрытость, за которую он всегда прячется, – словно маска свалилась с живого лица. Вопреки собственным прогнозам, он был явно доволен поездкой.
Но сегодня – нет, Берестовы вели себя всё так же дружелюбно и тактично – но Рома! Рома ее удивил, неожиданно сделавшись еще общительнее, – и постепенно довел до точки кипения. Она оторопело наблюдала, как в броуновском движении экскурсионной толпы, перемещаясь от экспоната к экспонату, ее муж и мальчик Берестов постоянно сталкиваются, переглядываются, обмениваются репликами – причем к обоюдному удовольствию.
