– Да ну тебя! Он вообще не провожал. Я не разрешила. Мама, тётя, подружки!.. И он, да?
И тут, сам не знаю, что на меня нашло. Я накинулся на Светку с горячим намерением поцеловать её! Она, как ошпаренная, отскочила от меня, я догнал, схватил её за руку, она вооружилась большой теннисной ракеткой и стала махать ею передо мной.
– Фомин, ты что! Белены объелся? – крикнула она.
– А что? Другим можно, а мне нельзя? – процедил я, отпустил её руку и удалился, хлопнув дверью.
Она даже не вышла меня проводить.
Перед первым в новом полугодии учебным днём я почти не спал. Воображал себя то мачо, то суперменом, а то и вовсе – чмом или хиляком. Я жаждал мести. Это непременно!
Светку перед занятиями я не ждал. В школе подошёл к Ирине Цапиной:
– Скажи Беловой, чтобы слиняла куда-нибудь. Я с тобой сяду.
Ковалёва оказалась в одиночестве за нашей партой. Нас она могла видеть сбоку, краем глаза. Заметив такой расклад, добрые ребятишки стали подначивать:
«Возвращение блудного друга?» «Совет вам да любовь!» «Старый друг лучше новых двух! Правда, Фомин?»
Кажется, я Светке отомстил. Она наверняка сидела «не в своей тарелке». Я торжествовал! Весь урок мы с Цапиной перешёптывались, пересмеивались и получали замечания от математички, которая призывала нас вести себя прилично.
Прозвенел звонок на перемену.
Светка проходит мимо меня, бросает на парту скомканный тетрадный лист и, не останавливаясь, говорит:
– Тебе. Прочитай.
Такой злой я её видел всего пару раз – когда она становится холодной, надменной, говорит очень тихо и презрительно.
С удивлением и скрытой радостью разворачиваю, разглаживаю изрядно помятый листок, читаю:
– Сижу над игреками, иксами,
А в голове – стихи.
Вроде бы выпрыгнули мы сами
Из недр математики.
Как Пифагоровы дети,
Мы в треугольниках этих.
Унылые катеты —
Ирка и ты,
Гипотенузы веточка —
Я, Светочка!
С ней у вас угол прямой,
Тупее, чем острый мой.
Заметь, к тебе я ближе.
Вместе взятые вы же
Не стоите меня одной!
Я торжествую, ликую. Неужели Светка ревнует?
– Ковалёва, а зачем ты стихи так измяла? – спрашиваю на перемене.
– По-твоему, надо было свернуть их в трубочку, перевязать розовой ленточкой и облить духами? Это не любовное послание! Ты хоть понял?
– Но и не бумага для туалета, – продолжаю препираться.
– Вроде того. Иди, используй по этому назначению, – фыркает Светка и поворачивается ко мне спиной.
Я готов истерзанный листок поместить в рамку и повесить над своей кроватью.
Удивительная Светка!
На следующем уроке в кабинете физики возвращаюсь на своё место. Ребята опять подтрунивают, хихикают. Им-то чего надо!
С Ковалёвой не разговариваем. Общаемся на уровне междометий. Посередине парты выцарапываю рейсфедером:
ЛЮБВИ НЕТ! БРЕХНЯ!
Светка читает и ниже пишет ручкой такими же буквами:
ЛЮБОВЬ ЕСТЬ. ЯСНО?
Позже, когда мир и дружба торжествуют, я спрашиваю:
– Откуда ты знаешь, что любовь есть?
– Из книжек, кино… – отвечает.
– Сказки! У тебя-то как с этим?
– А у меня всё ещё будет!
– Ну-ну… – киваю. – Флаг тебе в руки.
Май. Небо синее, деревья в цветах. Погода, природа – хоть улетай! Как обычно, поджидаю Светланку на пути в школу. Вот она вышла из-за поворота – в синей юбчонке, белой рубашке, с незавязанными волосами. Последнее время Светка носит туфли на высоких каблуках, отчего ещё больше приосанилась. Увидев меня издали, разулыбалась, помахала рукой. А я вдруг отмечаю, что это уже не та Светка-девчонка, какая была совсем недавно, в которую я влюбился, как ненормальный. Нет больше той Светланки, а есть другая, вот эта – высокая, стройная, красивая девушка с обалденными ногами. Теперь мне ещё труднее соответствовать ей, но чем я, собственно говоря, хуже? Почему она видит во мне только подружку, бабу?..
