И, чтобы окончательно оправдаться, говорю:
– Тебя и так Нилова Танька целую пачку нарисовала. Видела?
– Видела. Она мне несколько штук показывала. Называет их этюдами.
– Говорит, ей твои линии нравятся.
– А тебе?
– Нравятся. Но я же не собираюсь стать художником, а она уверена, что будет.
– Значит, будет. А ты уже точно определился?
– Точно. Продолжу разработки отца по сварке.
– Тебе это интересно?
– Да. А тебе что интересно?
– Про тебя? – смеётся она.
– Нет, про себя.
– Про меня?.. Узнавать про других. Ездить, путешествовать, понимать их.
– Значит, всё-таки инъяз?
Светланка кивнула, достала из портфеля резинку для волос и закрепила ею стебли. Затем надела венок на голову.
– Ну, как? – Она повернулась в полупрофиль, приподняв подбородок.
И вдруг… стала феей из весенней сказки или неведомой мне реальности, где есть только красота и любовь. Да, именно такой я увидел свою Светку – фею на портфеле, босоногую, в синей юбке, белой блузке и ореоле из солнечных цветков.
Меня, как молнией, шибануло чувство восторга, смешанного с нежностью, радостью – до слёз, до потери пульса, до умопомрачения! Ничего подобного я раньше не испытывал. Если я сию же минуту не поцелую её, не обниму крепко-накрепко, я просто задохнусь от этой жгучей потребности. Наверное, на моём лице отразилось что-то похожее на такой почти неуправляемый приступ желания, потому что Светка покраснела, смутилась, отвела глаза. Мне и самому стало неловко, будто бы меня застигли врасплох. Я с огромным усилием подавил в себе эту небывалую вспышку чувственности и срывающимся голосом сказал:
– Н-нормально…
– Жаль, у меня с собой зеркальца нет.
– А ты возьми это… – я показал на венок, – с собой. Заодно сфотаю… дома.
– Да? Ладно! – согласилась она, встала, положила свою «корону» в портфель. – Давай возвращаться, – скомандовала она, надевая туфли. – А то опоздаем, и кинутся нас искать.
– Проколемся, значит, – кивнул я и, нехотя поднялся.
Мы шли к трамвайной остановке той же дорогой – по оврагу, мимо бело-розовых садов.
– А хочешь, я тебе стишок прочитаю? – спрашивает Светланка.
– Хочу. Чей?
– Мой. Вчера придумала.
Постучал в окошко мне
Веткою черёмушной,
Юный баловник большой
Синеглазый Май.
Я не знаю – чудо ли,
А быть может, удаль лишь.
Но ему я крикнула:
«Май, не исчезай!»
Посмотрел приветливо,
Улыбнулся щедро мне,
И с Весной кокетливой
Взял – и убежал.
Хулиган непрошенный,
Только растревожил он.
Обещал: «Вернусь с Весной!
Не скучай! Прощай!»
– Перепишешь? С автографом.
– Сверну рулончиком и перевяжу розовой ленточкой, – засмеялась она.
…На следующий день Светка вручила мне своё произведение в обещанной упаковке. Это её стихотворение, как и первое, я обязательно сохраню.
Школьная линейка по случаю Последнего Звонка. Шум, гам, трогательные речи, цветы, розы, слёзы… Первоклашки вручают нам, выпускникам, книжки на память от школы и каждому по гвоздике. Мне досталась «Как закалялась сталь» Островского с прощальными пожеланиями на обложке и подписью директора школы.
– Свет, – обращаюсь к Ковалёвой, – на, цветочек.
– Ты хочешь, чтобы у меня их было два? – почти обижается она.
– А! Понял. – Подзываю Валерку. – Зак, отдай Ковалёвой цветок. – Забираю у него гвоздику и отдаю Светке.
– Пожалуйста, – пожимает плечами Зак.
– Спасибо, – благодарит она и нюхает букет из трёх цветков.
Светланка сегодня, как и все девчонки, в парадной форме – в белом фартуке и с белой клумбой на макушке, из которой свисает хвост. Эти огромные банты на их головах, как воздушные шары – у кого по одному, у кого по два – кажется, вот сейчас дунет ветерок, и взлетят они вместе с девчонками. От этих бело-коричневых фигурок на школьной площадке прямо-таки рябит в глазах. Все вокруг галдят, снуют или улыбаются и плачут.
