Когда Ирэн у Машки жить стала, Илья сперва на нее таращился, аж, зенки у него из орбит едва не выпрыгивали. Лишний раз, точно кол проглотил, шелохнуться при ней не мог. До того робел! Наверное, впервые такую бабу вживую видел. Сестра-то его, хоть и добра, и умна была, и черты приятные лица имела, но, честно признаться, рядом с Ирэн выглядела очень бледно. Ее карие глаза, каштановые кудряшки да тонкие, всегда плотно сжатые, словно она боялась слово лишнее обронить, губы и несколько крупнее, чем хотелось бы, костистый нос не производили особенного впечатления на противоположный пол. Ну, внешность, как внешность. Не всякой же Моно Лизой на свет рождаться! Иначе, никаких богатств не хватит, чтобы сумасшедших красоток, если их будет на этой Земле значительно выше нормы, квартирами, машинами, бриллиантами да дорогими мехами задаривать. Хотя стремиться к этому, конечно, надо…
Но прошел месяц, другой после пребывания Ирэн на съемной жилплощади, и Илья заметно осмелел. То за руку Ирэн схватит, то глазки ей строить норовит. Даже как-то в кино пригласил. Ирэн поначалу это нахальство терпела. Ради Машки, конечно. Знала, как так любила своего непутевого братца. Но однажды не выдержала, так как наглость Ильи начала, ну просто зашкаливать… А дело было так! Подошел он неслышно к ней сзади и за талию обхватил. Щеку ей стал слюнявить. Девушка, аж, с лица вся сошла от злости. Пусти, говорит, сопляк! А то Машке все расскажу! Ну, и говори! Он ей отвечает. Ах, так! Взбрыкнула, как следует Ирэн. Рванулась из его объятий. Потом повернулась к нему лицом, да, как пощечину влепит! Илья растерялся даже. Такого он никак не ожидал от всегда сдержанной и тактичной съемщицы жилья Аграновских.
Больше он не приставал к девушке. Лишь искоса поглядывал на нее, словно обиду затаил и про себя думал: «Ну, сука, поплачешь ты у меня еще!» Но Ирэн его ничуть не боялась. Была уверена, что с ней не справиться ему. Восемнадцатилетнему дебилу! Он и наркотой-то стал баловаться, чтобы в армию не ходить. Под метр восемьдесят ростом, Илья очень сильно походил на сестру. Только, почти те же черты у него были несколько крупнее. И волосы немного темнее, чем у Машки. К тому же, смотрел он всегда на людей не так, как она, открыто и прямо, а, как-то затравленно, исподлобья. Словно наперед боялся, как бы кто подлянку какую ему не сделал невзначай.
Клим всегда любил женщин. А хорошеньких вдвойне! И сколь же их было у него! Если бы он решил посчитать, то, вряд ли бы, это получилось. Некоторых этот новоявленный Казановы уже не помнил даже по имени. Почему он не захотел жениться ни на одной из них? Может, ждал, когда ему встретиться, наконец, такая, которая заставила бы его забыть не только о других красотках, но и вообще обо всем на свете. Даже о бизнесе! Когда ему в голову приходила подобная мысль, он корчил страдальческую мину, точно у него страшно ныл зуб. Клим полагал, что женщины, способной сделать его своим рабом, в этом сумасшедшем мире просто не существует.
– Так, ты придешь ко мне на Днюху? – как бы, между прочим, накануне сего знаменательного события спросил Митяй, верный помощник и, пожалуй, единственный друг Клима.
Он был его правой рукой и курировал все крупные сделки, обещавшие баснословный доход.
Темноволосый, почти под два метра ростом, из-за чего немного сутулился, Клим равнодушно глянул сверху вниз на Митяя. Решительно сдвинутые к переносице брови, зеленые, как крыжовники, и слегка на выкате глаза, в меру заостренный подбородок с едва приметной ямочкой посредине, все говорило о том, что Устюжанин – человек на редкость дерзкий и целеустремленный. Эти черты его характера проявлялись во всем: в поступках и в движениях. Он не любил мямлить. И, если что-то задумал, то шел до конца, ни перед чем не отступая. Видать, потому и бизнес у него процветал.
