Любовь оставляет отпечатки - страница 3
– Ну, вот скажи, какое отношение имеет голубка мира к Пражской весне? Или я вообще ничего соединить в голове не могу, или я права?
– Я бы не покупала при таком отношении к себе эту книгу. Выбери из тех, что я нашла.
Надежда взяла верхнюю в стопке.
– Ой, только не эту, – Лина просто выхватила из рук Надежды облюбованный фолиант. – Это для меня.
– Жалко?
– Тебя жалко. Если «Легкость…» тебе тяжеловата, то что ты будешь делать с Гуэррой?
– Читать. Я такого автора даже не знаю.
– Знаешь, но не подозреваешь, что это его шедевры. «Амаркорд», «Ностальгия» да и «Брак по-итальянски» не видела разве? Его сценарии.
– А, сценарист, значит. Я не очень пьесы люблю… Мне бы что-то про любовь…
– Ты твердишь «люблю цветы» и все же рвешь их… и дождик в мае любишь ты, но из окошка… – Тихонько пропела Лина.
– Ободзинский, кажется.
– И я так думала. Но это (не песня, конечно) – Гуэрра. Это его посыл. «Ты любишь животных и ешь их мясо; ты говоришь, что любишь меня, – а я боюсь тебя». И так далее. Он сказал, другие подхватили.
– Ладно. Прочтешь, расскажешь.
– Не зли меня. Книги надо читать самой. Ведь как бы мы ни были похожи, в текстах вылавливаем разное.
– Ты права, но название книги смущает.
«Гражданин мира». Там голубка, тут гражданин.
Я, пожалуй, судоку возьму.
Где-то в три утра подружки покинули теплое застолье и отправились к стоянке автобуса. Гид – неопределенного возраста мадам в вязанной финской шапке с длинными ушами, – завидев две одинокие фигуры на опустевшей улице, рванулась навстречу.
– Парижское турне? – кричала она, невзирая на ночь и сочувствие к постояльцам гостиницы. – Вас весь автобус уже час ждет.
– Так отправление в четыре, – попыталась возразить Лина. Надежда молча спряталась за ее спину.
– Так если все на месте, можно ехать, – возвращаясь к автобусу, уже спокойнее огрызнулась гид. – Давайте ваши путевки, паспорта… ставьте чемоданы в багажник… надеюсь, самое необходимое вы переложили в ручную кладь.
– Лина, – чуть не шепотом окликнула подругу Надежда, – я ничего не положила. У меня и клади-то ручной нет.
Она уже пристроила свой обмотанный изолентой баул в полупустой отсек багажника.
– Успокойся, попить-перекусить предусмотрено в самом автобусе. Лекарства, если помнишь, мы еще в поезде в сумки переложили. Книги, журналы у меня. Одежда у нас, как у капусты, многослойная: жарко будет, разденемся. Да не так долог и переезд. В любом случае в Хельсинки чемоданы заберем.
Однако, передавая документы гиду, Лина все же не удержалась.
– Мы, конечно, поставили чемоданы в багажник, но они у нас и есть ручная кладь. По размеру, имею в виду. В принципе, могли бы взять с собой. На полку закинуть или под ноги поставить.
– В том-то и дело, что не смогли бы, – было видно, что женщина себя сдерживает, поэтому, отвечая, она сделала вид, что глубоко изучает путевки, тщательно сверяет паспорта со списком. – У вас пятое и шестое места. Это внизу, за столиком. Багаж под ноги поставить не получится. Напротив такие же туристы.
– Ух ты, – Лина даже чуть присела от неожиданности. Сразу поняла, что панорама у нее будет отличная. Но сомнение тут же заскребло затылок. С чего бы это такие классные места им достались?
Ощущение какой-то неуловимой тайны защекотало еще сильнее, когда она поднялась по мягким широким ступеням в салон. Он оказался очень камерным, всего четыре ряда кожаных кресел. У задней стенки поблескивала хромом буфетная стойка. Пахло дорогой обивкой и кофе.