— Спасибо.
Доктор выходит, а я нервно тереблю край одеяла.
Видимо, это все же был не сон и я реально молола черт-те что на операционном столе.
Становится меганеловко уже перед ним.
Этот мужчина уже видел меня всю голой, а я ему в любви призналась. Да уж…
И еще. Я не заметила обручального кольца на безымянном пальце Кирилла Александровича. Получается, он что, не женат? Так, чисто интересно.
***
Сегодня Загорский был на сутках и делал обход. Как обычно, реанимация шла первой по очереди. Медсестры как раз сменялись, и он в очередной раз увидел, как они строят ему глазки. Конечно, это было приятно, но за годы работы Кирилл уже адаптировался к подобному вниманию и попросту его игнорировал.
Из самого конца коридора он услышал сдавленные крики и сразу направился туда.
Ромашкина Ляля. Звуки исходили из ее палаты.
Та чудная девочка и немного с прибабахом, как казалось Кириллу. Он запомнил ее голос еще с операционной. Очень тонкий и ласковый, завлекающий, но сейчас срывающийся от криков.
Загорский вошел в палату и увидел пациентку на кровати. Ляля лежала с закрытыми глазами и что есть сил сжимала простыню пальцами, те аж побелели.
Он понял, что ее что-то беспокоит, хотя девчонке по-любому должны были колоть еще обезболивающее каждые четыре часа.
Пациентка выглядела измученной. Она часто дышала и грызла свою нижнюю пухлую губу, что не могло не привлечь внимание Кирилла.
Конечно, он был доктором и прекрасно знал про врачебную этику, но того, что одновременно с этим он был мужчиной в расцвете сил, никто не отменял.
Когда услышал, что у нее с катетером беда, удивился, почему она терпит и, главное, не хочет, чтобы он помог. Только через секунду понял, в чем тут дело.
Девочка жутко стеснялась, судя по тому, какими пунцовыми стали ее щеки и как сильно она теребила одеяло, когда он предложил ей помощь.
Ляля до последнего упиралась, но после все же согласилась, чтобы он помог с катетером, да и медлить с этим точно было нельзя. Загорский прекрасно понимал, что у нее уже воспаление началось, и дальше было бы только хуже.
Кирилл вымыл руки и надел перчатки. К тому моменту его пациентка все еще лежала, укрывшись одеялом чуть ли не до самых ушей.
Когда же одеяло убрала, он увидел плоский живот, худые красивые ноги и голую промежность. Все было очень аккуратно, и Загорский не мог не заметить, что девушка была красивая. И там в том числе.
Осторожно прикоснулся к ее складочкам и, стараясь действительно не смотреть туда, куда не надо, вынул катетер.
Да, процедура не из приятных, но так нужно. Оставь он катетер до утра, у Ляли были бы куда более серьезные проблемы в виде температуры и жуткого воспаления, что уж точно ей не было нужно.
Пока делал эту незамысловатую процедуру, невольно отметил, что Ромашкина сначала покраснела, а после задрожала от одного только его прикосновения. Очень чувствительная, но уж больно молодая.
Да чего уж там, юная. Глаза квадратные, дышит часто. Про парней, видать, точно не врала. Ясно с ней все.
Малолетка, хоть и красивая. Глаза как блюдца. Перепуганные, серые. Губы пухлые. Лицо кукольное.
Повезет же кому-то лет так через пять, когда она поспеет.
Загорский снял перчатки и вышел из палаты. У него было еще как минимум пятнадцать пациентов, которых он должен был обойти за дежурство.
8. Глава 8
Следующим утром я просыпаюсь от дикого голода. Еще никогда в жизни такого не было, но сегодня это именно так. Господи, я голодная, как зверь, и очень хочу пить. Жду не дождусь уже, когда меня переведут из реанимации, так как, честно говоря, я вообще не понимаю, почему меня сюда поместили.
