Любовь под наркозом - страница 16
Кроме моего голода и отсутствия одежды есть еще одна проблема — мои волосы. Хоть они и были заплетены в тугую косу вчера, сегодня все распустилось, и без расчески, наверное, я похожа на домовенка.
Волосы темно-русые и мягкие. Если не расчесывать, превращаются в антенки, торчащие во все стороны.
Как назло, как раз когда я в таком слегка диковатом состоянии, ко мне в палату заходит мужчина в зеленом медицинском костюме, которого я вижу впервые.
— Как нога?
Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Я немного теряюсь от такого приветствия с порога.
— Лучше уже. А вы…
— Семеров. Артем Алексеевич. Оперировал тебя с Климнюком.
— А… Понятно.
Натягиваю одеяло повыше. Передо мной стоит молодой высокий врач. Он не менее симпатичен, чем Кирилл Александрович, но у него глаза темнее, и в целом какой-то он уж больно угрюмый и резкий. В общем, хирург. Этим все сказано.
— Сейчас каталку привезут. В отделение поедешь.
Даже рот открываю от возмущения. Семеров просто ставит меня перед фактом. Странный тип, однако, ну да ладно. Может, хирург хороший. У таких обычно свои тараканы.
— Хорошо.
Еще больше подтягиваю одеяло, когда Семеров подходит ближе. Становится не по себе. Краем глаза через открытую дверь замечаю проносящегося мимо моей палаты Кирилла Александровича, и в душе все холодеет.
Не знаю, почему так реагирую, но вся внутренне сжимаюсь. Загорский проходит мимо и даже голову в мою сторону не поворачивает, но, кажется, его тоже заметил этот, второй. Артем Алексеевич.
— Кирилл! Ты еще не ушел? А зайди сюда.
Съеживаюсь от громкого голоса и смущаюсь вдвойне, когда Кирилл Александрович останавливается и поворачивает прямо ко мне в палату.
Сглатываю, понимая, что сижу, наверное, уже вся красная как рак.
Зачем Семеров позвал и его? Ему что, мало моего смущения? Им нужно вместе смотреть на то, как мне стыдно становится в их присутствии?!
Кирилл Александрович заходит в палату. Замечаю, что сегодня он выглядит уставшим. Из кармана его рубашки выглядывает пачка сигарет. Не удивлена. Почему-то так и думала, что он курит. Похоже, Загорский совсем не спал за это дежурство.
— Ромашкина. Как дела?
— Лучше. Спасибо, – говорю тихо, но он слышит, и я не знаю, куда деть свои глаза от смущения.
— Лена каталку привезет. Помоги пациентку переложить.
— Давай.
Смотрю на этих докторов и немного в шок прихожу. Они говорят обо мне, словно меня тут нет или я вообще предмет на полке.
Складываю руки на груди, чисто интуитивно пытаясь защититься от этих мужиков-врачей.
— Вообще-то я сама могу дойти! Не надо мне вашей каталки. Я не инвалид.
— Пока не можешь. На ногу чтоб не вздумала наступать, а то мои пять часов в операционной по пиз… гм, в задницу пойдут.
Бросаю гневный взгляд на этого Артема Алексеевича. Да уж. Тот еще тип.
— Кирилл Александрович…
— Он прав. Давай. Не капризничай.
Скрещиваю руки на груди. Я и не капризничаю вообще-то. Что-то Загорский бесит уже меня. Не на шутку прямо!
Да они тут, похоже, под одну дудку пляшут, и слушать меня, конечно, никто не собирается.
Из коридора доносится какой-то скрип, и вскоре я вижу, как в палату заходит молодая симпатичная медсестра в белом халате и тянет за собой старенькую скрипучую каталку.
— Боже, едва дотащила! Когда нам уже новые каталки привезут? Всем отделением праздновать будем.
— Спасибо, Ленусик.
Вижу, как эта “Ленусик” расплывается в улыбке, видя Семерова, а после вообще расцветает, когда замечает Загорского.