Зато встречала нас всегда сама, не признавая никаких сюрпризов, не слушая доводов, что на такси проще. Просто узнавала время, отпрашивалась с работы и приезжала.
В том, как спокойно, хотя бы внешне, воспринимает мою командировку, Таня напоминала мне Софью. Ни мокрых глаз, ни просьб, ни придыханий и тяжких вздохов. Со стороны могло показаться, что ей всё равно, но я-то знал, что это не так. По тому, как она украдкой дотрагивалась до журавлика на шее или тихонько гладила меня по руке и плечу, как бы напитываясь этими прикосновениями, становилось понятно, что и ей тяжело меня отпускать. Просто она не хотела волновать меня, не хотела расстраивать и боялась навязываться со своими чувствами. Эти два неполных дня вряд ли смогли изменить её картину мира, убедить в том, что мы вместе. А больше времени у меня не было.
Вечером заскочил к Михею, перекурили в беседке. Рассказывать про операцию, место передачи оружия и вообще всю ту канитель, что творилась внутри, не имел права. Даже намёками не стал. И дело не в доверии. Просто зачем подставлять Мишу? Лишние знания – сильная головная боль. Но и остаться без подстраховки я не мог. Поэтому обронил фразу про то, что оставил важные документы для него. И если что-то со мной случиться, то Таня всё знает.
На самом деле в банковскую ячейку ещё в пятницу сложил письменное распоряжение, что всё движимое и недвижимое имущество в случае моей смерти или при установке статуса пропавшего без вести передаётся в пользу Татьяны и Екатерины. Батя был гарантом моих слов, но вот сама Таня могла и не принять факт дарения от него! Поэтому я оставил документы.
Отдельно положил данные по операции, все свои заключения и выводы, со списками фамилий и доказательствами, которые имел на руках. С этими документами Михей знал, что делать.
Танечке я, конечно же, не стал говорить о дарственной, просто вскользь упомянул, что её журавлик теперь будет ключом и паролем. А уж сообразить перевести слово в числовой код она сможет.
Во вторник после обеда начал обзванивать всех своих: батя, Софья, Рёнька и Олень. Это было своего рода ритуалом. Никто не желал счастливого пути, не задавал ненужных вопросов, все разговаривали так, как будто командировка в горячие точки – это прогулка в ближайший магазин за хлебом.
- Батя, привет.
- Здравия желаю, товарищ майор.
- Завтра вылет. Ориентировочно неделя-две, на связи не будет, как всегда. Как вернусь – сразу отзвонюсь.
Я всегда в информации родным накидывал сроки командировки. Во-первых, не всегда мы точно знали, когда закончится задание, а во-вторых, должно быть пару дней на непредвиденные обстоятельства: ранение, госпиталь и валяние без сознания на больничной койке. Хоть мне до этого и везло, одно ранение в руку за все время службы, но правилу «один пишем, два в уме» следовал неукоснительно.
- Бать…
- Про девочек помню, — перебил, не давая даже до конца высказать мысль, — но давай так, чтоб мне не пришлось выполнять твоё поручение.
- Я постараюсь. Но сам знаешь, все под богом ходим.
- Ну тогда с богом!
- Бывай!
Отключившись, набираю Рёньку.
- Приветствую, большой брат! – голос у брата бодрый, но скорее очень бодрый, такой навязчиво весёлый.
- И тебе привет. Как оно, твоё ничего?
- Ничего в общем-то, — задумчиво протянул Игорь, напускная весёлость слетела с него как шелуха.
- Занят или прохлаждаешься?
- Прохлада нам только снится. Сорокет в тени, а я успокаиваю нервы под кондиционером с бокалом воды со льдом.
