– Как тебя зовут?
– Макс.
– Меня Катя. А его я не знаю, как – добавила она про ребенка.
– Это девочка, – подхватывая другой рукой замолчавшего, наконец, от страха, ребенка, сказал Макс.
Прежде чем уйти, Катя обернулась к стеклянной двери, из-за которой за ними наблюдали веснушчатый повар, дерзкая официантка и другие, кто успел заскочить внутрь до того, как забаррикадироваться. Она показал им средний палец и сплюнула.
– Да пошли вы!
***
Бегущих людей по пути им встречалось все меньше и меньше. Они мелькали мимо включенными дисплеями телефонов, излучая опасность потерявшей ориентиры толпы. Зато вокруг было много брошенных вещей, почему-то обуви, пластиковых бутылок, разломанных розовых очков, раздавленных гаджетов, на которые их маленькая группа то и дело натыкалась.
Крики не смолкали, хотя по городу намного раньше положенного включились уличные фонари. Откуда-то сверху продолжал бормотать уверенный голос, призывавший сохранять спокойствие, но никто не обращал на него внимания. Черные небеса напоминали крышку, которой захлопнули разом, точно в кастрюле вермишель, барахтавшийся и кипящий первобытным ужасом город. Ужас, который, стоило коснуться его, вдуматься в безнадежность ситуации, начал проникать и в Катю.
– Не останавливайся, продолжай идти, – приказал Макс, когда она замешкалась, высматривая среди сметенных в панике людей Костика. Но все казались такими одинаковыми. Среди тех, кто остался на площади она больше не могла различать ни мужчин, ни женщин. Они превратились в огромный только-только начатый неизвестным, но безусловно великим художником эскиз к какой-то грандиозной по замыслу картине.
– Я не понимаю, – Катя почувствовала, что ее тянет туда, смешаться с ними, стать безвольной частью потока. Их коллективный ужас манил ее, притягивал. Она дернула руку, чтобы вырваться, но Макс удержал ее. Переключив внимание на Катю, он не ожидал сюрприза от другой своей притихшей пассажирки, и, растерявшись, выпустил резко укусившую его за щеку девочку.
–Мама, мама, – закричала она, резво вскакивая с асфальта, куда выпала из лап Макса, и, как не в чем ни бывало понеслась наперерез людскому потоку. Пока она бежала, с нее слетел кроссовок и откатился прямо под Катины ноги.
Катя снова дернулась – инстинкты волной резко потушили разум, но потерявший девочку Макс схватил ее на руки, перекинул через плечо и побежал во дворы.
***
После того, как девчонка убежала, а Катя перестала дергаться и покорно повисла на плече, как мертвая лиса, Макс очень скоро достиг цели их путешествия, благополучно миновав отдельные стайки бестолково мечущихся прохожих, похожих на киношных зомби.
В свою очередь, Катя, когда они ушли от основной толпы достаточно далеко, начала приходить в себя, а свое непреодолимое стремление слиться с человеческим потоком, стала воспринимать, как сон, сквозь нестерпимую боль в голове, которая в одно мгновение взорвалась внутри салютом, вынудив прикрыть глаза.
– Поставь. Меня сейчас стошнит, – простонала она, вяло ударив мужчину по спине, ближе к пятой точке.
– Мы почти пришли, – отозвался тот. – Тише.
– Поставь, говорю. Если не хочешь, чтобы я тебя заблевала, – еще раз ударила Макса Катя.
На этот раз он остановил и бережно вернул Катю в вертикальное положение. Впрочем, она сразу согнулась пополам и часто-часто задышала носом.
– Башка болит, трындец, – выдавила она, с трудом сдерживая рвотные позывы.
