— Прости, Алина, я больше так не буду, — бормочет себе под нос.
— Погромче можно? — снова Макс.
— Алина, прости, пожалуйста, я больше так не буду.
Такая мордашка у нее в этот момент, что мне искренне хочется ее пожалеть.
Я так злилась на нее, когда увидела свое отражение, а сейчас стою и понимаю, что больше злости на нее не чувствую.
Присаживаюсь перед девочкой на корточки и беру за руку.
— Я тебя чем-то обидела? Или ты просто начинающая художница? — улыбаюсь. Я не хочу быть раздражителем для ребенка в этом доме. Не хочу с ней враждовать.
— Нет, — демонстративно отворачивается. — Папа, можно я пойду? — запрокидывает голову и щенячьими глазками смотрит на Максима.
— Тебя простили? Ты поинтересовалась?
Адель морщит нос, прищуривается, а потом громко шмыгает носом.
— Ты не плачешь, не ври, — Макс убирает руку в карман брюк. — Нахулиганила, будь добра взять на себя ответственность за это.
— Алина, ты меня простила?
— Простила, — выпрямляюсь, прохожусь ладонями по бедрам, разглаживая несуществующие складки на джинсах.
Я люблю детей, и мне сложно быть с ними строгой, если это не касается тренировок. Там я веду себя иначе просто потому, что хочу увидеть результат. Они и сами радуются, когда его выдают.
— Теперь можно идти, папочка? — Адель заискивающе заглядывает отцу в глаза.
— Иди.
Макс убирает руку с плеча дочери, и та сразу же срывается с места, чуть не сбивая с ног Ингу, которая принесла мне все для того, чтобы оттереть зеленку с лица.
— Я сам отвезу Адель в школу, — Макс обращается к Инге, и та кивает.
Смотрю ему в спину, пока он выходит из комнаты, а потом на пустой дверной проем.
У Шалимова широкие плечи и такая же спина. Он в форме. В отличной физической форме.
Вздрагиваю от тихого покашливания Инги у меня под боком.
Я ведь сейчас пялилась на Шалимова, а Инга меня в этом уличила... Ужас какой. Зачем я палилась?
— Простите, — спохватываюсь и забираю у нее все, что она мне принесла.
— Вы знакомы?
— С Максимом? Да, — киваю. — Жили когда-то в одном дворе. Очень давно.
— Понятно, — Инга едва заметно улыбается.
— Простите… А он сам меня утвердил на эту работу?
— Сам.
— Ясно, — выдавливаю улыбку и направляюсь в ванную.
Теперь становится окончательно понятно, почему меня взяли сюда без опыта и рекомендаций. Хорошо это или плохо, пока не знаю.
Вопрос, зачем Максим мне помогает, все еще висит в воздухе.
Открываю кран, регулирую воду до комфортной температуры, обливаю ватный диск вонючим раствором. Весь следующий час, а может и больше, отмываю свое лицо. К концу этой процедуры меня жутко тошнит, а кожу жжет. В некоторых местах, где я дольше всего оттирала зеленку, остались красные пятна.
Умываюсь несколько раз теплой водой с пенкой, а потом наношу на лицо толстый слой жирного крема.
Выбрасываю гору использованных ватных дисков в небольшое ведро под раковиной и открываю в комнате окно, чтобы выветрить этот тошнотворный запах. В зеркало на себя смотреть больше совсем не хочется, я не знаю, когда сойдет краснота и не сожгла ли я кожу. Слишком уж остервенело старалась все оттереть.
Бесилась, потому что процесс затягивался и зеленка все еще была на моем лице, плюс от Ершова пришло очередное сообщение с оскорблениями. Его мать снова попала в больницу, и, конечно же, крайней он делает меня. Это я виновата в том, что у Веры Кирилловны подскочило давление. Конечно я. Кто же еще?!
Спускаюсь на первый этаж ближе к обеду. До момента, пока Адель не вернется домой, у меня, можно сказать, свободное время.
