«А ведь я мог бы хоть иногда подвозить её до дома», – шевельнулась у него мысль. Он зябко поёжился и с явно испорченным настроением резко задёрнул штору.
Время шло к ужину. Он с сожалением подумал о том, как плохо всё-таки без хозяйки в доме; мысль эта и раньше его посещала, но он как-то не придавал ей особого значения.
Он громко позвал детей к столу, но никто не отозвался. Встревоженный, он направился в детскую, и вот какую картину там застал. Тимка ничком лежал на кровати и буквально захлёбывался в плаче. Оксанка сидела рядом и, как большая, гладила его растрёпанные волосы и утешала:
– Не плачь, Тима, не плачь!
– Это что у вас за концерт! – шутливо сказал он и хотел повернуть сына лицом к себе, однако мальчик упорно сопротивлялся и ревел ещё больше, он, казалось, прилип к подушке.
– Да в чём дело, наконец, – рассердился Игорь, – это что – заговор против своего папки? Если ты, сын, немедленно не успокоишься и не расскажешь толком, что случилось, то я сейчас же уйду, и вы останетесь дома одни.
Надо сказать, что время от времени он прибегал к подобным угрозам, зная, что никогда их не осуществит. Зато на детей эти слова действовали просто магически. Перспектива ночевать одним их сильно пугала. Вот и сейчас мальчик мгновенно умолк и оторвал от подушки своё хмурое, мокрое, распухшее от слёз лицо.
Как затравленный зверёк смотрел он на отца.
– Зачем ты ругал тётю Лизу! Я всё слышал! Она больше к нам не придёт!
– Не придёт, – поддакнула и малышка, комично вздыхая, – а она мне конфетку вкусную давала!
К удивлению отца, в последнее время дети были весьма солидарны друг с другом.
– Почему вы думаете, что она не придёт? – неуверенно произнёс он.
– Потому что лицо у неё было грустное-прегрустное! И она попрощалась со мной за руку, раньше она так не делала, – сердито доказывал Тимка.
Однако, несмотря на опасения сына, репетиторша явилась к ним на следующий день как ни в чём не бывало. Правда, с Игорем она поздоровалась довольно сдержанно, а вот ребят одарила светлой улыбкой.
Тимка и Оксанка с такими счастливыми лицами кинулись к ней, что у Быстрова в этот момент шевельнулось знакомое чувство ревности.
После истерики, которую закатил ему сын, он старался относиться к Лизе Кудрявцевой как можно мягче и теплее. Под напором детей он стал ей больше доверять. Теперь он уже не ограничивал её обязанности, а всё чаще стал обращаться с просьбой: оказать ему ту или иную небольшую услугу.
В его голосе, когда он с ней говорил, теперь проскальзывали незнакомые ему противные заискивающие нотки: « Елизавета Петровна, вы уж, пожалуйста, проследите, чтобы дети вовремя поели», или: « Не могли бы вы сегодня у нас задержаться, мне позарез необходимо в одно место».
Когда наступал срок уплаты за работу, он пытался дать ей прибавку за расширенный круг работы. Однако девушка ни разу не приняла сверх того, что было положено за её прямые обязанности. Он искренне удивлялся, уговаривая её взять эти деньги.
– Вы ведь столько трудились, а всякий труд должен быть оплачен, – назидательно внушал он ей, стараясь смотреть в сторону. – Поверьте, для меня эта сумма ничего не значит, я, хоть далеко и не богач, но и не бедствую.
И всё же Лиза упорно отказывалась от прибавки.
Однажды ему позвонила Адель и томным голосом пригласила его в гости.
– У вас я уже была несколько раз, теперь моя очередь вас пригласить к себе, – категорически заявила она. Затем в её голосе появились несколько игривые нотки, – смотрите, если не придёте, я рассержусь.
