Она послушно прильнула. «Мой, мой! Умный, ласковый Генка!» У неё запылали щёки. «Неужели это не во сне?..» От счастья кружилась голова, замирало сердце. Надю снова согревало его тепло. Снова она вдыхала его запах… такой родной. Вот они шрамы на пальцах. Родинка на груди… Она по-прежнему его любила… Нахлынул восторг, сладкое блаженство расплылось по телу. Заломило внутри. Замутилось… «Ни о чём не хочу думать… Забыться… с ним… с ним… Как хорошо…» Она жарко зашептала:
– Генка… родной… милый… Как же я люблю тебя!.. Как ждала этой встречи!.. Господи. Каждый день представляла… Ге-енка… Мой Генка… только мой! Мой… Никому тебя не отдам… никому… слышишь?.. Нико-ому-у…
– Ма-а-ма…
Надежда отпрянула… «Господи, к-кто… это?»
– Ма-а-амма, – надрывно заплакал ребёнок.
– Извини… – Геннадий аккуратно отстранил Надю, прошёл в дальний тёмный угол. Ласково зашептал: – Скоро, скоро мамочка придёт… Ты спи… спи, моя маленькая…
– Ма-а-ма…
– Не хочешь спать? Ну иди ко мне, и-иди, моя сла-адкая! – Геннадий поднял ребёнка, поцеловал.
Надя, чуть не плача, сидела, уронив голову на руки. «Что же это?..» Жгучий стыд бил в виски.
– Знакомься: На-а-астенька… доченька моя, – Геннадий с гордой улыбкой подошёл к Наде. – Вот она, красавица! Моё солнышко лесное!
Надя подняла голову… Раскрасневшаяся девулька, с пушистыми рыжими волосами сонно посмотрела на гостью, причмокивая соской, успокоенно прижалась, положила голову на отцовское плечо. Засопела. Отец пригладил дочкины разлохмаченные волосы, прижался губами.
– Так ребёнок не с матерью?.. – рассеянно удивилась Надя.
Её подмывало спросить: «А в кого же дочка рыженькая-то». Но спросила лишь: – Сколько же девочке годиков?
– Год и пять месяцев… Нет, Люба одна поехала: проведать могилы родных, отдохнуть… от домашних дел… от нас с Настюшкой. – он усмехнулся. – А я отпуск взял, – отец похлопал малышку по спинке, – вот с Настенькой вдвоём… домовничаем. Знаешь, если бы не она, всё сложилось бы иначе… – Геннадий, покачивая дочку, стоял перед Надеждой.
– О-о-й!.. смотри-ии, – вдруг протянул он и блаженно прикрыл глаза. Умиляясь, показал на свои брюки, по которым обильно стекала и расплывалась влажная струйка. – Надь, ты сиди, не скучай, а мы сейчас переоденемся и снова спа-атеньки ляжем… да, Настюха? – Геннадий захлопотал, агукая и приговаривая, вышел с ребёнком в ванную.
Надежда сидела, опустошённая, обманутая ожиданием счастья. Очарование встречи схлынуло. Настроение испортилось. Будто после сна пробежалась она глазами вокруг. – Незнакомая комната, на письменном столе – книжная свалка, драные, изрисованные тетрадки, соски, пузырьки… Рядом, на стуле с поломанной спинкой – допотопный магнитофон. Детские вещички разбросаны по комнате. Ползунки, кофтёнки-пелёнки разноцветной лапшой провисают на верёвке. В тёмном углу на детской кроватке перекинуто одеяльце. На дверце прикрытого шкафа – юбка, блузка, капроновые колготки, мужские спортивные штаны, ещё какие-то вещи…
– Господи, зачем я здесь?.. – с недоумением подумала Надежда.
Она встала. С фотографии на стене из-под белёсых ресниц на неё смотрела озорная мордашка со счастливой улыбкой и пушистыми рыжими волосами.
«Милая моя, Солнышко лесное…» – ласково пел задушевный голос в старом магнитофоне.
Надежда быстро вышла в коридор, взяла пальто и плотно закрыла за собой входную дверь.
