Я смотрю на него как в последний раз, потому что это и вправду последний. День моего умерщвления назначен на следующую неделю, вряд ли мы еще увидимся. Это конец. Если наша история не успела толком начаться, может ли она закончиться?
Его черные волосы взлохмачены, синие глаза цвета теплого океана, что окружает нашу страну, смотрят прямо на меня, не моргая. Обычная черная футболка обтягивает широкие плечи. На шее висит серебряная цепочка, а кулон спрятан под футболку. Но я знаю как он выглядит – серый прямоугольник с гравировкой.
– Как прошел твой день, Эрик? – мило спрашивает София, прерывая наш с Эриком зрительный контакт.
Эрик приходит в себя и садится за стол.
– Нормально, как обычно. – Он нервно, без интереса водит вилкой по тарелке, бросая в мою сторону быстрые взгляды.
У меня тоже нет аппетита.
– Я видел твоего отца на днях, Кейтлин, – начинает Грэгори. – Должен сказать, он не выглядит убитым горем по своей дочери. Я бы сказал, что его больше волнует, сколько лет ему дадут.
– Я и не сомневалась. – Едкие слова вылетают, и я не успеваю обдумать, что говорю.
– Это же твой отец! Как ты можешь говорить такое? – встревает София.
– Мы все знаем Луиса. Не нужно давить на Кейтлин. – Слова поддержки от Эрика отдаются теплом прямо в сердце.
– Никто и не давит, – бросает София. – Мне лишь грустно, что у Кейтлин с ее отцом такие отношения. Это ужасно, когда родители не любят и не оберегают своих детей.
Я согласна с ней, но мне очень хочется бросить, что когда одни люди едят других, это тоже ужасно, но я сдерживаюсь.
– У них была довольно необычная ситуация, дорогая, – парирует Грэгори. – Но я согласен с тобой, он даже не попытался. Будто бы Кейтлин была обязана расплачиваться за его ошибки. Он знал, на что идет, знал, что может пострадать не только он, но и вся семья, но все равно занимался этим.
– Может, хватит? – громко и твердо произносит Эрик. – Кейтлин неприятно это все выслушивать!
– Ладно… извини, Кейтлин, – отвечает Грэгори понуро.
Я удивляюсь, что он умеет просить прощение.
– Да, прости, мы не хотели ставить тебя в неловкое положение, – подхватывает София.
– Проехали, – выдавливаю из себя я. Мне ужасно неловко, и я не хочу заострять на этом внимание.
Мой отец работал в офисе. Никаких подробностей, потому что он был не особо разговорчивым, точнее он вообще не разговаривал с нами, за редким исключением. А о том, чтобы опуститься до рассказа, как прошел его день и чем он занимался сегодня, и речи быть не могло. Он приходил домой вечером, и его отдыху никто не смел мешать – ни жена, ни дети.
Месяц назад все узнали, что он занимался незаконной продажей людей. Подробностей я не знаю, это было засекречено. Но того, что рассказали нашей семье и общественности, мне хватило.
Он работал в маленькой компании, которая составляла договоры о продаже людей и забирала себе процент со сделок. Одни обращались, чтобы предложить себя на продажу, другие – чтобы выбрать из имеющегося ассортимента кого-нибудь для себя. Мой отец проводил часть продаж неофициально и присваивал все деньги себе.
Отец увлекся и стал проводить нелегально слишком много сделок, и тогда компания заметила, что выручка упала. Начались проверки, отца взяли с поличным и после нашли множество нелегально составленных договоров. Его забрали в место содержания под стражей, сразу же с работы, в тот же день.
Всем этим занималась Организация, следящая за порядком в сфере каннибализма, которая называется «Ордо». Она бдит за тем, чтобы соблюдались все законы и правила, а если кто-то их нарушает – наказывает.
