* * *
По дороге на Вологду Игорьку ничего не запомнилось. Они с матерью поселились у тетки Мани в большом высоком добротном доме, в котором тетушка жила с мужем и с недавно родившейся дочкой. Та была совсем маленькой и, как запомнилось Игорьку, постоянно качалась в плетеной люльке, которая закреплялась на конце длинного шеста, другой конец которого был забит под балку на потолке. Такая конструкция, издавна используемая в деревнях, была очень удобна: если даже слегка тронуть люльку, она долго качалась сама собой, освобождая руки на некоторое время для других нескончаемых в хозяйстве дел.
* * *
В первый день по приезду Игорек стоял у распахнутого окна и с интересом разглядывал улицу. По ней то на одной, то на другой ноге скакала смуглая девчонка лет семи. Поравнявшись с окном, она остановилась и, протягивая руку с зажатым в ней пучком большущих перьев зеленого лука, сказала непонятное:
– Эва! – что, видимо, означало: “Смотри, что у меня!”
С этого и началось знакомство с местными ребятишками, в компании которых Игорек проводил все время до конца лета. Параллельно улице за домами протекала мелкая каменистая речушка, в которой под камнями пряталась какая-то небольшая рыбешка, и водились раки, вылавливать которых было очень интересно. А еще увлекательней было играть в прятки в громадном сарае, что на поле за деревней. На этом поле рос горох, который можно есть сколько хочешь. А наевшись, можно и до вечера домой не ходить. До чего же был тогда вкусен тот горох!
* * *
Война была окончена, и в деревню стали приезжать демобилизованные. Возвращались победители счастливые, даже если увечные, гордые победой. Рассказывали о войне, о Европе, к которой относились свысока – победители ведь! Не было тогда унизительного, холуйского отношения к загранице.
Люди тогда были другие – с достоинством.
Сколько радости при встречах с вернувшимися с войны было у всех! Никто мимо не проходил. Многие еще ждали своих. Ждали и те, кому уже некого было ждать: “Ведь были же случаи, когда получали похоронки, а он вернулся?”. На отца Игорька похоронки не было, и Валентина Ивановна надеялась и ждала, ждала, как многие.
Вернувшиеся победители каждый хоть что-нибудь да привозил из трофеев: кто аккордеон, кто часы, кто губную гармошку. Но больше всех ребятишкам нравились финки. Кто-то из ребят, потихоньку от отца стянув этот нож с наборной ручкой, чтобы показать другим, приносил его в укромное местечко. И все долго разглядывали эту красоту с разноцветными отшлифованными кольцами рукоятки.
Но не всегда Игорьку была вольность носиться с ребятами – иногда тогда, когда больше некому было остаться дома, оставался он, чтобы присматривать за маленькой сестренкой. Это было тяжкое бремя. Когда сестренка спала, было еще ничего, только было скучно, но в другое время надо было то качать, когда сестренка кричала, то менять пеленки, то давать соску, чтобы успокоить.
Однажды, когда ребенок спал, Игорек, услышав, как громко спорят ребята недалеко от дома, выскочил к ним на минуточку и, в спорах-разговорах забыв о своих обязанностях, сам не заметил, как вместе с компанией умчался по ребячьим делам, а там и вовсе забыл обо всем на свете. Когда, все же спохватившись, вернулся, его встретила разъяренная тетка Маня. Сестренка то ли упала из люльки, то ли зашлась в крике, и перепуганная, обозленная этим тетка лупила племянника крепко, даже ногами пинала, загнав его под кровать. Выручил приход к тому времени Валентины Ивановны. Сестры крепко тогда поругались.
