Подходя к парикмахерской, Игорек увидел несколько человек и двух милиционеров, которые все что-то обсуждали с серьезными озабоченными лицами. Один милиционер что-то записывал. Валентина Ивановна сидела на ступеньках парикмахерской, громко плача, закрыв лицо руками. Оказалось, что Игорька уже давно ищут. На вопрос матери о том, где он столько пропадал, тот спокойно ответил, что ходил за мороженым. Досталось, конечно, тогда и матери и сыночку от взбудораженных женщин и от милиционеров.
* * *
На вокзале, как всегда на любом вокзале, было очень много народу. Зал ожидания был такой же огромный, как в Ленинграде, когда уезжали в начале войны: такие же ряды скамеек, такой же высокий потолок с перекрещенными толстенными балками и такой же выход на платформы через огромную дверь-ворота. Люди и сидели, и спали, и тут же ели и пили. Собрались перекусить и Валентина Ивановна с Игорьком тем, что собрали им в дорогу. Это были бабушкины пирожки и толстенные ломти сала, того самого борова, с которым воевал дед. Напротив сидел пожилой солдат без одной ноги с костылями, видимо только что выписанный из госпиталя и направляющийся к себе на родину. Он долго пристально смотрел на жующего Игорька, и видно было, что его что-то беспокоит. Наконец, солдат подошел и, смущаясь, долго что-то говорил, беспрерывно прося прощения, о том, что четыре года на фронте, соскучился по деревне, по родным, по деревенской еде. Валентина Ивановна долго не могла взять в толк, чего хочет сказать солдат. И только когда он стал протягивать большую (килограмма два-три) банку американской тушенки, она поняла. Солдат до смерти соскучился по родному салу. Они долго спорили. Солдат никак не хотел брать целый ломоть сала, а Валентина Ивановна считала несправедливым брать за ломтик с ладонь такую огромную банку тушенки. Они разговорились. Солдат рассказывал о фронтовой жизни, а Валентина Ивановна – о своих скитаниях. Обоим было интересно – каждый думал о своих родных, которые, наверное, переносили те же невзгоды. Игорьку было все это не очень интересно, и он, давно приглядывающийся к выходу на платформы, направился туда. У платформы стояли электрички, которых он раньше не видел. Было очень интересно, особенно то, что в вагон не надо было подниматься: сделал один шаг – и ты сразу в вагоне. Игорек долго с интересом разглядывал этот необычный поезд, потом вошел в вагон и вышел. Затем в другой вагон и вышел. Потом в третий. Когда он находился в очередном вагоне, вдруг что-то громко зашипело. Игорек испугался, выскочил. И вовремя – двери закрылись, и поезд тронулся.
Игорек спохватился – надо возвращаться. Но когда он подошел к двери-воротам, она оказалась закрытой. Он стал стучать, кричать, но дверь не открывалась. Он уже хотел заплакать, но догадался обойти вокзал. Мать сидела и опять плакала, увидев сына, заругалась на него, но тут же успокоилась, обрадованная. А народ весь сгрудился плотной толпой к выходу. Оказывается, перед подачей поезда дверь закрывали, а когда подходил поезд – объявлялась посадка, и ее открывали. Толпа была плотной – не подойти. Но выручил солдат. Подняв костыль над головой, крича что-то про больного ребенка – сына героя и про свои заслуги и ранения, он потащил Игорька с матерью прямо к самой двери. Народ расступался, то ли из уважения к фронтовику, то ли пропуская несчастного контуженного, да пожалуй, так оно и было.
