* * *
Однажды, неожиданно, среди ночи, когда все уже спали, в их большую, какую-то неуютную, несуразную комнату ворвалась с громким криком женщина. Это была фронтовая жена дяди Коли, очень боевая казачка из-под Ростова, с ней была еще маленькая девочка. Казачка прямо от порога с ходу налетела на Валентину Ивановну и вцепилась в волосы. Дядя Коля с трудом оттащил ее, опасаясь за Валентину Ивановну, которая была тогда в положении. Вся эта драка сопровождалась криком, визгом и такими словами, и крепкими оскорбительными выражениями, которых Игорек никогда и не слышал. Валентина Ивановна, не знавшая о существовании жены у дяди Коли, оскорбленная таким его коварством, не стала за него “цепляться”, несмотря на то, что ждала ребенка. И слабохарактерного дядю Колю, склонявшегося скорее к тому, чтобы остаться, боевая жена буквально за шиворот увезла. Игорек был этим доволен.
* * *
Жизнь в детском доме была в то время тяжелой. Дежурившие по очереди группы детей собирали здесь не морковку, как в Толмачеве, а свежую молодую крапиву. Это было не просто оттого, что крапива жгла руки, но норму надо было набрать обязательно, чтобы не оставить весь детдом голодным. Из крапивы в детдомовской кухне варили щи. Картошки туда совсем не клали – не было, но выручало молоко от коровы, которая была в хозяйстве детского дома. Но корова была всего одна, и молока хватало только на то, чтобы крапивные щи только лишь принимали беловатый цвет. Но все равно это было вкусно.
Детям воспитателей, по сравнению с детдомовцами, было легче, потому что семьи сотрудников получали, как все, продовольственные карточки, на которые брали продукты в магазине и могли еще питаться дома, хотя готовить обед сотрудникам было некогда – все постоянно пропадали на работе. Игорек навсегда запомнил то время: когда постоянно хотелось есть; когда он набирал в карманы сухие макароны или вермишель, полученные по карточкам, и, бегая по улице, жевал как лакомство; когда мать советовалась с ним, что лучше взять по карточкам – печенье или конфеты, и он дипломатично выбирал печенье (оно и сладкое и сытное), хотя хотелось бы конфет; когда он часто бегал в буфет на станцию, где продавали сладкий сироп всего по 5 рублей за пол-литра, с которым можно пить чай (и не надо ни сахара, ни конфет); когда, узнав о прибывшем на станцию составе с “вкуснятиной”, ребятишки гурьбой мчались туда и, прокравшись к вагонам (поезда тогда все были с охраной как стратегические объекты), набивали карманы вкусным, горьковатым жмыхом, который грызли потом целый день; когда ребята наткнулись на целое поле с турнепсом за лесом между детдомом и железной дорогой и, прихватив каждый по ножичку для чистки этого турнепса, наедались им до отвала. В магазинах в то время ничего из продуктов нельзя было купить просто за деньги, а только то, что положено было по карточкам – других продуктов не было. Но одна возможность была. Вблизи поселка был огромный карьер, где добывали известь. Рядом стоял известковый завод. Для сотрудников этого завода, как для работников вредного производства, был специальный магазин, куда иногда завозили любые продукты, даже сахар и сливочное масло, и продавали просто за деньги. Игорек ранним утром бегал занимать очередь в этот магазин и каждый раз еще издалека видел картину: маленький магазинчик на краю карьера и вокруг него огромная толпа народу. И каждый раз беспокоился: “Такая огромная очередь и такой, по сравнению с ней, маленький магазинчик. Неужели хватит всем?”. И действительно, иногда, отстояв несколько часов в очереди, приходилось уходить “ни с чем” – на всех не хватало.
