Люди тогда были другие - страница 40

У Игорька были друзья из сотрудников детдома. Это были двое молодых парней, которые жили в маленькой комнатушке небольшого дома у леса. С ними еще жил очень старый детдомовский сторож, которого звали Пахом. Детдомовские ребятишки его почему-то постоянно в шутку дразнили:

Пахом с котелком, ты куда шагаешь?

В райком за пайком. Разве ты не знаешь?

Дед Пахом был добрый, и никогда на них не обижался – он понимал шутку. Игорек с друзьями часто заходили в комнатушку – им всем нравилось слушать рассказы, анекдоты и всякие прибаутки старших парней. Комнатка была такой маленькой, что в ней помещались, кроме старой этажерки, только три кровати, на которые и садились приходившие в гости ребята. Однажды дед Пахом слег и уже не мог ходить. Парни, его соседи, ухаживали за ним, как за родным дедом, кормили его с ложки и делали все прочее, что нужно в таких случаях. Сначала дед стал все тише и тише говорить, потом через неделю он перестал слышать, а еще через неделю и видеть. Все это время в комнате сильно пахло. Николай, один из парней, сказал Игорьку, что это пахнет покойником. Пахом тихо умирал от старости. Николай часто приставлял зеркальце к носу Пахома, чтобы узнать, как он объяснил ребятам: “Жив ли еще старик? Если дышит, то зеркальце затуманивается, а это значит – живой”.

Смерть Пахома произвела сильное впечатление не только на детей, но и на взрослых. Тело деда поместили в только что выстроенный и еще не заселенный длинный дом, и ребята со страхом заглядывали, поднимаясь на цыпочки, в его окна, где установили гроб.

Пахома провожали на кладбище с оркестром всем детдомом. Все это произвело на Игорька, не сталкивающегося так близко до сих пор со смертью человека, с этой “Великой тайной Жизни и Смерти”, очень сильное гнетущее впечатление. Он несколько дней после этого не мог есть – не хотелось.

Кончалось лето, задули холодные ветры и, видимо поэтому, на детдом навалилась новая напасть – дети один за другим стали болеть коклюшем, и в детдоме ввели карантин. Заболевших детей переводили в отдельный дом. И там их стало так много, что человек, оказавшись на территории детского дома, слышал постоянный, не прекращавшийся ни днем, ни ночью, монотонный, сливающийся в одно целое, звук от детского кашля.

Наконец, пришла пора идти Игорьку в школу во второй класс. Школа находилась за железной дорогой в большом деревянном двухэтажном доме с широченными и очень длинными коридорами на каждом этаже, в которых, когда нужно, могла собираться на собрание или на пионерский сбор вся школа. Один такой сбор Игорьку хорошо запомнился. Директор поставил одного четвероклассника перед всем строем и громким суровым голосом спросил:

– Ну! Вот скажи всем, зачем ты куришь?

Директор, видимо, ожидал, что нарушитель дисциплины стушуется перед таким количеством людей, но ошибся. Четвероклассник, не моргнув глазом, спокойно ответил:

– Для солидности. – Директор достал папиросу из кармана и сунул ее четверокласснику в рот:

– Ну что? Теперь ты солидный?

Директор был наивным, думая, что такой его воспитательный прием что-то изменит – он вызвал только смех.

Этот дом с огромными коридорами был только главным зданием, а другая часть школы располагалась в отдельных небольших домах на разных улицах. Второй класс был через пару улиц от главного здания в отдельной избушке. На дорогу в школу и обратно уходило почти полдня, а иногда и больше, если по пути затевалась какая-нибудь игра или еще что-то. Самый короткий путь до школы лежал через детдом, через лес, через железнодорожную насыпь и, наконец, по улицам поселка. Один раз по дороге домой путь преградил остановившийся перед закрытым семафором состав. Ребята догадались забраться на ступеньки вагонов и, доехав до станции, прилично сократили себе дорогу. Это им очень понравилось. Но как остановить поезд, когда закрытым семафор бывает очень редко? Выход нашелся простой: насыпали кучку пороха прямо между рельсов и с помощью пороховой дорожки ее поджигали, когда подъезжал состав. По инструкции машинист не мог не остановиться, если горит огонь на пути. Были и другие забавы: на рельсы укладывались в длинный ряд гвозди, пятачки или пистоны. Из гвоздей и пятачков получались большие лепешки, а от пистонов получалась очередь выстрелов, как из автомата, что и приводило ребят в восторг. А лучше всего получалась самая настоящая очередь, когда укладывался длинный ряд автоматных патронов, но их надо было чем-то закреплять – они скатывались до того, как на них наедет колесо паровоза. А еще ребята соревновались на спор, бросая различные предметы между колес несущегося состава так, чтобы предмет успел пролететь на другую сторону пути, не задев колеса. Это было не просто. Один раз Игорек бросил на спор свою зимнюю шапку. А так как шапка была слишком легкой для того, чтобы преодолеть силу потока воздуха между колесами, то пробросить ее было делом сложным. В этом-то и заключался спор. Шапка пролетела удачно, но воздухом ее тянуло назад под колеса, и краешком она попала на рельс. Все согласились, что Игорек все-таки победил. Но на прилипшей к рельсу шапке осталась сплюснутая черная полоска, которая, когда Игорек отлепил шапку, превратилась в дырку, а из нее торчала вата. Радость от победы сразу пропала, когда он представил, как с ним разберется Валентина Ивановна за порванную новую шапку. Игорек дотемна околачивался вокруг детдома, боясь наказания, но рано или поздно, а домой идти надо. Дома свое он получил, но, к его счастью, не так уж, как ожидал.