В доме постоянно было темно. День зимой короткий и темный. А в остальное время света было мало от единственной керосиновой лампы, да к тому же с приспущенным ради экономии фитилем, и еще от слабенького света топящейся почти всегда плиты, пробивающегося через щели у дверцы и конфорок. Зато было как-то загадочно и уютно, а играть в темноте было даже лучше. Раздобыв где-то черепки от блюдца или тарелки, дети, забираясь маленькими кучками в темный угол, с любопытством наблюдали за искрами, сыплющимися при чирканьи осколка об осколок, соревнуясь – у кого лучше получится. Была еще одна забава. Пойманного таракана, а еще лучше его яйцо (личинку), бросали на горячую плиту. Было интересно смотреть, как он от жару с тихим-тихим хлопком лопался (взрывался). В конце концов, можно было играть в темноте просто в прятки.
Рано-рано каждый день по утрам почти всех будил Сема одной и той же каждый раз песней:
– Сле-е-е-еба с масла-а-а-ам! – При этом “хл” и “сл” у него получалось одинаково и звучало как одна буква.
– Сле-е-е-еба с масла-а-а-ам! – Так несколько раз подряд. Затем, после паузы – следующая порция:
– Сле-е-е-еба с масла-а-а-ам! – Все это продолжалось довольно долго. Но, наконец, он замолкал совсем, возможно получив то, что ему было нужно, и все снова засыпали.
Хлеб с маслом? Откуда? Хлеб-то был, но был он невкусный и колючий. И Игорек перестал его есть, потому что все время, как ему казалось, от этого хлеба кололось в попке. А еще невкусной была картошка – она немного пахла какашками, но все равно приходилось есть. Из разговоров взрослых он слышал, что запах был оттого, что поля удобряли из уборных, так как сажать надо было для фронта так много, что простого навоза на все не хватало. В основном пища была самой простой, малокалорийной, с недостатком витаминов, однообразной и невкусной, но Игорек не помнил, чтобы испытывал тогда сильное чувство голода.
А вкусное было на празднике. Праздник был в главном доме, где была огромная комната, которая могла вместить сразу все группы. Сначала был кукольный театр, потом по группам выдали игрушки, а каждому из детей выдали по подарку, в котором было две или три конфеты. Из игрушек Игорька поразил поезд с маленьким деревянным паровозиком и деревянными вагончиками, такими красивыми! А конфеты Игорек сразу съел и не заметил как, а фантики остались. Все дети их долго хранили, аккуратно сложенными, и время от времени доставали и нюхали. Ох! Какой же это был запах! Игорек очень удивлялся – как это он мог раньше не любить конфеты.
Однажды случилось происшествие – хозяйская собачка родила щенков. Это было чудо. Все дети несколько дней только об этом и говорили, толпясь на прогулке возле крыльца, под которым лежала собака со щенками. Раньше такого чуда никто из них не видел.
Иногда на прогулке дети группой ходили на горку – самое веселое развлечение, где постоянно каталась местная детвора. То, на чем катались деревенские дети, Игорек больше не видел никогда и нигде: бралось большое решето, внутрь помещался навоз, заливалось все это водой и оставлялось на морозе. Получался ледяной круг, как современная “ватрушка”. Другой “транспорт” представлял собой длинную скамейку, которая так и называлась – “скамейка”, но только у нее было не две пары ножек, а одна и посредине. Скамейка ставилась вверх ножками, на нее становились, держась друг за друга, впереди и сзади ножек человек до двадцати, и вся эта орава летела неуправляемая каждый раз в сугроб. Получалась огромная куча – мала, с криками, воплями, смехом, часто с шишками и синяками, а то и с переломами. Детям тоже давали “скамейки”, только очень маленькие и для маленьких-маленьких горок. Сын хозяйки, почти взрослый парень, с которым дружил Игорек, сделал специально для него “решето”. Игорек этим гордился безмерно – он мог кататься на горке сам.
