«Хватит, прочь подобные мысли! Кто сказал, что восемьдесят четыре старость?» – Холм достал из кармана сигарету и откусил кончик.
Затяжка, получилась слишком долгой.
Он был среднего роста и казался коренастым в оливкового цвета тунике и мешковатых брюках, какие носили все люди – члены итрианских вооруженных сил. Монголоидная ветвь его предков проявила себя в нем, наделив Холма круглой головой, широким лицом, высокими скулами, припухлостью у губ и тупым носом. Кавказская – в серых глазах, коже, остававшейся бледной, несмотря на то что он много времени проводил на охоте и в саду, и волосах, поседевших на голове, но остававшихся черными на груди.
Подобно большинству людей планеты, он не отпускал бороды.
Он углубился в разложенные перед ним последние отчеты его помощников, когда интерком загудел и голос сказал:
– Первый марчварден Ферун хочет обсудить положение дел!
– Конечно! – Начальник Холма только что вернулся с Итри. Холм протянул было руку к экрану, но отдернул ее, проговорив:
– Почему бы не лично? Я сейчас буду.
Он вышел из кабинета.
Коридор был полон звуками и мельканием фигур – флотский персонал, гражданские служащие из лаурианского адмиралтейства, – но кондиционеры работали изо всех сил, так что запахи представителей обеих рас были едва различимы, кисловатый – человеческий, чуть отдающий дымом – итрианский.
Последних было больше, в связи с изменением состава населения Авалона. Но здесь собрались представители со всего доминиона, особенно из материнской его части, чтобы помочь этой границе подготовиться к кризису.
Холм заставил себя усердно отвечать на приветствия. Его вежливость превратилась в твердую валюту, ценность которой была ему известна.
«Вначале это было подлинным!» – Подумал он.
Караульный отдал ему честь и пропустил в апартаменты Феруна (Холм не выносил отнимающих время церемоний в своем отделе, но допускал их важность в итрианском).
Внутреннее помещение было самым типичным: просторная немногочисленная мебель, несколько строгих украшений, скамья, письменный стол и техника снабжены орнитологическими приспособлениями. Стена не была прозрачной, но огромное окно было вделано в нее таким образом, что из него открывался прекрасный вид на Грей и сверкающие вдалеке воды залива. Ветерок был насыщен ароматом садов.
Ферун добавил к имеющимся в кабинете вещам несколько инопланетных сувениров, книжные полки, заставленные фолис – копиями образцов земной классики, которую он читал для развлечения в оригинале на трех языках.
Он был маленьким, с темными перьями, и что-то в нем было от лика на иконе.
Его чос, Миствуд, всегда был одним из самых прогрессивных на Авалоне.
По части механизации он не уступал человеческим общинам, результатом чего являлись его величина и успешное развитие.
У Феруна не оставалось особого времени на поддержку традиций, религии – всего, что было связано с консерватизмом.
Все формальности он сократил до минимума, но не смог отказаться от них совсем, хотя никогда не говорил, что они ему нравятся.
Сорвавшись со своего насеста, он стремительно подбежал к вошедшему и по земному обычаю пожал ему руку.
– К-р-р, рад тебя видеть, старый разбойник! – Он говорил на планхе: итрианское горло приспосабливается к англику хуже, чем человеческое (хотя, конечно, ни один человек никогда не сможет произносить звуки совершенно правильно).
– Как поживаешь? – Спросил Холм.
