– Я с тобой посижу… Слушай, чего грустишь? Нафиг тебе мнение какого-то деда?
– Безумцам не верят, пока на их стороне мало сил. Я искала сподвижников…
– Для твоего проекта, да? Всё ещё не бросила… – Лина прикусила внутреннюю сторону щеки: телефон в сумочке зазвонил и требовал к себе особого внимания. – Ага… Слушай, давай вечером поговорим. Он… Он такой, боже! Не будешь дуться? Правда? Спасибо! Встретимся в гостинице!
Оставшись наедине со своими мыслями, под тенью асимметричных глав храма, Аника вспоминала свои кошмары и редкие приступы, когда реальность расплывалась в ужасных картинках. Жаль, что антидепрессанты перестали помогать. А найти более сильные лекарства очень трудно – дефицит ресурсов нещадно ударил по всем.
Затылок охватили странные мурашки. Как после прослушивания припева любимой песни или возможности идеально сыграть её на настоящем музыкальном инструменте – приятно. Девушка размяла шею и оглянулась: цветастые парочки гуляли с детьми, старики заняли лавочки и щёлкали семечки, а крона деревьев шептала о будущем. Вдруг шёпот стих. Резко похолодало.
Гуляющие стали ёжиться и всматриваться в небо: но облака не загородили солнце. Тогда Аника вскочила и попыталась ухватиться за иллюзорную нить, что впервые так отчётливо предстала перед самым носом. А воздух всё душил неожиданной прохладой… И как только детская рука опустила воздушный шар в форме принцессы, Анике показалось, что она услышала чей-то истошный крик. Но он был недосягаем, далёк и нереален – она была уверена.
Тени куполов стали больше: толстым клином из храма хлынула чёрная масса рычащих тел. Извилистые, громкие и несущие смрад… Бласты хлынули подобно проснувшемуся гейзеру сначала вверх, а потом «юбкой» упали на землю и снесли музей. Перед тем, как обломки некогда величайшей достопримечательности свалились прямо на голову Аники, она успела немного рассмотреть монстров и ужаснуться.
Настала тьма. Чернота как второй небесный заслон ударила по головам петербуржцев. Твари хлынули и уничтожали всё на своём пути. Но Аника уже не видела, как раскидываются тела, не слышала хлюпанье и мерзкий хруст. Она потеряла сознание ещё до того, как её новый гроб окончательно сформировался из святых развалин.
Эхо из людских воплей, взрывы, плеск воды из канала неподалёку – разрушение охватило практически весь центральный район. Твари добрались до Эрмитажа и Исаакиевского собора, по пути сминая машины, выбивая своим криком стёкла, умерщвляя бедных граждан и превращая праздник в траур.
Стасика сожрали быстро. Лина спряталась в кустах и держала себя за голову, пытаясь реветь как можно тише. Чуть позже на её ноги свалится отброшенный толстым хвостом фонарный столб и подарит травму на всю жизнь.
Рекордное число врагов, что вылезли из прорехи, перевалило за шестьдесят особей. Зачистка продолжалась несколько дней, а завалы разгребали больше недели, но с каждым днём выживших становилось всё меньше.
Отныне 11 марта – день холодного гранита и омертвевшей глади Невы, что окрасилась чёрно-алым. Мосты согнулись под тяжестью человеческого горя. На Марсовом поле опознавали тела, а в каждом уголке мощёных улиц слышался плач. Горе. Страшное горе познала Россия, получив удар в своё северное сердце… Отравленное сердце.
Циглер наблюдал, как слёзы растекаются по девичьему лицу. Тарасова шмыгала носом и больше не таила в себе восхищение: наоборот, ей почему-то бессовестно казалось, что дети-люмо могли бы прибыть раньше и спасти больше жизней. Работать слаженнее, чтобы остальные утилизировали гадов вовремя, и тогда, может, Питер не закрыли бы на карантин.
