А княжич лежал в кустах с раной на животе и, зажав её рукой, пытался позвать на помощь, но с губ срывался только шёпот. Он, чтобы отвлечься от боли, старался петь. Слова, оторвавшись от его почти мертвых губ, улетали в пустоту и даже ему самому были не слышны, он ещё не понял, что слова звучат внутри него, не имея сил вырваться наружу. Пересохшие от жажды губы слегка приоткрытым ртом пытаются поймать снежинки. Уныло шумят вековые ели, качая верхушками. Ветер. Руки немеют от холода. Его уже припорошило снегом и поэтому вои, искавшие его по всему полю не заметили княжича лежавшего под кустом. Внезапно рядом раздался зычный рык и оборвал песню Лютовоя, он увидел перед собой, распластанного в прыжке Семаргла10. Два могучих крыла резали над ним ветер. Огромный пёс застыл над Лютовоем, накатив на него волну снежной пыли. Тяжелые лапы воткнулись в снег рядом с княжичем. Лютовой не боялся нападения, не боялся и смерти: его уже осенило последнее равнодушие, помогающее встретить неизбежный конец.
Княжич закрыл глаза и тут почувствовал звериное горячее дыхание на своём лице, Семаргл обнюхивая его, зарылся носом в его волосы, ткнулся в шею. Лютовой открыл глаза и встретился взглядом с псом, он, подогнув лапы, опустился и лёг рядом с ним, потом зверь придвинулся, и Лютовой чуть помедлив, обхватил собачью шею руками и с большим трудом заполз ему на спину. Семаргл качнул мощной грудью, подобрался весь, встал и, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, вытянулся в прыжке. Красное месиво снега уходило вниз…
Семаргл взвился ввысь, закружился огненным вихрем, громадные крылья его с бешеной яростью гребли под себя воздух, силясь как можно быстрее покинуть место, где разгулялась Морена11, летая над полем с погибшими, и радуясь такой добыче. Отгорел закат, и полная луна облила лес зеленоватым мертвенным серебром. Было тихо, только крылатая тень пронеслась между землёй и луной, потом скользнула по ветвям, по заснеженной лесной траве и скрылась в ночном лесу со своей тяжёлой ношей.
***
Кмети ходили по поляне и собирали мечи и другую поживу уже ненужную погибшим.
– Вы чем заняты, мать вашу?! – вызверился воевода на кметей, – ищите княжича, ежли не хотите без башки остаться!!
– Дык, воевода, мы ужо тут всё обшарили, под кажный куст заглянули, нет его нигде! – кметь Сорока развёл руками.
– Ты бессмертный что ли? Уйди отседова, покуль я тебя не зашиб!
– Зашибить меня, воевода, ты можешь, токо чё изменится? Княжича всё одно нигде нет, а у тебя одним мертвяком больше будет! Закопать бы надобно ентих татей! Не лежать же им тут не захороненными, а то упырями расползутся, – бесстрашный кметь перевёл разговор.
– Несите хворост, готовьте краду, надобно своих воев по нашему обычаю отправить в Ирий12, – распорядился воевода.
Древляне собирали своих соплеменников на месте сечи, когда наступила ночь и луна осветила ристалище, уложили на краду тела погибших, и сожгли, при этом по обычаю предков закололи несколько пленных мужчин, принеся их в жертву. Лютовоя не нашли ни среди мёртвых, ни среди живых.
Вои остерегались просто бросать тела врагов, которые могли обратиться в нетопырей и мстить. Срезав дерн, они вырыли глубокую скуделицу13 в ближайшей лощинке, и уложили тела дреговичей. Пересчитали их, чтобы знать, скольких ворогов посекли. Засыпали землей, заложили сверху дёрном, чтобы могила слилась с окружающей травой, и глубоко воткнули осиновый кол, чтобы нечисть не вылезла на свет.
