– Благодари Семаргла, княжич, вовремя он тебя принёс ко мне. Теперь всё будет хорошо.
– Откуда ты, кудесник, знашь, что я княжич?
– Дык кто же не знат князя Нискинина и его сыновей!
– Из троих сыновей двое нас у него осталось, да ещё сыновец малый, двенадцати годов от роду.
– А что же случилось со Светловоем?
– Пошто думашь, что со Светловоем?
– Я кудесник, отрок, покуда ты лежал в беспамятстве, я заглянул в святую чашу с водой, она мне всё показала и рассказала.
– Да, ты прав, кудесник. Потом расскажу, что случилось, хотя, ежли ты заглядывал в свою колдовску воду, то должон был увидеть как погиб мой брат.
Справившись с кровотечением, кудесник напоил княжича сон-травой, а когда услышал его размеренное дыхание, взял костяную иглу, жилу и зашил рану. Покончив с перевязкой, он собрал и свернул окровавленные лоскуты, потом присел рядом с княжичем. Когда Лютовой проснулся, спросил, лукаво поглядывая на него:
– Ну что, не сильно больно?
– Видно, крепкие ты слова знашь, кудесник, которы любу хворь прогоняют! – с благодарностью глядя на него, ответил княжич.
– Ну, спи, отрок, набирайся сил.
Лютовой отвернулся, закрыл глаза и почувствовал, как после выпитого зелья руки, ноги и тело стали наполняться силой, а веки потяжелели, сомкнулись и он уснул.
***
Наступило утро следующего дня. Кудесник внимательно рассматривал шов на животе Лютовоя и удовлетворённо кивал головой. Когда Семаргл принёс ему этого отрока со страшной раной, он не был уверен, что отрок выживет, хотя ему приходилось лечить воев и в более тяжёлом состоянии. Он смазал шов мазью и наложил из белой холстины свежую повязку. Лютовой пока даже не пытался вставать, кудесник ему строго наказал лежать, хотя он и не смог бы встать, слишком мало времени прошло с тех пор, когда кудесник не дал ему переступить порог Ирия. Закончив процедуры кудесник собрался было уже пойти заняться другими делами, как услышал тихий голос Лютовоя:
– Скажи, кудесник, как тебя зовут, кого мне благодарить, что жив остался.
– Люди меня зовут Горазд, а благодарить тебе надобно Семаргла и богиню Живу.
– Горазд! Мне бы домой сообщить, что я жив, а то батюшка с матушкой не успели оплакать одного сына, а тут и я потерялся. Он же может рать отправить на дреговичей, чтобы отомстить.
– Тебе, покуда, нельзя шевелиться, рана разойдётся, вот немного схватится, тада и будешь писать послания.
– А сколь мне лежать?
– О, боги! Вы поглядите на ентого отрока! Токо вечером я штопал его кишки, а ныне он уже готов бежать! Лежи, коль хошь жить. На вот, взвар выпей, быстре выздоровеешь.
Горазд приподнял голову Лютовоя, и стал поить травяным взваром. Допив, Лютовой тяжело вздохнул.
– Кудесник! Чё же ты такой горький взвар мне даёшь?
– У своей матушки бушь пить сладкие взвары.
Лютовой почувствовал, как веки против его воли сомкнулись, и он тут же уснул. Ему приснилась бабушка. Она была высокой, статной, седой, с высоко уложенными вокруг головы косами. С крупными, но правильными чертами лица, тронутого морщинами, с прямой осанкой, одета в тёмную кофту и чёрную с красной вышивкой по подолу, понёву.
– Бабушка?! Откуда ты здесь? Я тебя так давно не видел, подойди ко мне.
– Нет, внучек, теперь я не могу. Думала смогу прижать тебя к своей груди, но я рада, что ентого не случилось. Тебе надобно жить, ты ишшо молод.
– Бабушка, забери меня к себе, мне так плохо, всё болит.
– Боги не по силам испытаний не дают, милый, потерпи, всё будет хорошо!
