Все дальше уходило тёплое лето, а вместе с ним и память о приволье детства. Двенадцатилетний мальчик не мог полностью осознать важности и необратимости перемен, но наступающие холода стали для него стеной, отделившей беспечальное детство от настоящего, полного нелегких забот отрочества. Белимир не давал ему поблажек и в любую погоду выгонял во двор, заставлял бегать, прыгать, стрелять из лука и биться на мечах. Светловою в силу его возраста доставалось меньше, но он тянулся за братом и, несмотря на холод, также по утрам выскакивал во двор и бегал вместе с Лютовоем. Радослава видела, когда Лютовой по утрам выскакивал во двор заниматься, следом за ним выбегал Светловой, а за ними и Мал. Радославе жалко было своих мальчиков, особенно младшенького. Но они, казалось, не замечают холода: бьются на мечах, стреляют из лука, бьются на кулачках. В терем возвращаются раскрасневшиеся, бодрые, весёлые. Она видела, что Светловою не нравится выбегать по утрам на холод, но он боялся, что братья его засмеют, поэтому каждое утро сам себя можно сказать пинками, выгонял во двор. Радослава видела, как выкладывался на занятиях Лютовой, потом прежде чем зайти в терем, садился на ступеньку и сидел, положив руки на колени и свесив голову, но он никогда не унывал.
– Ничего не поделаешь, соколёнок мой! – утешала матушка по его возвращении в терем, – ты князем родился, а князю не до забав, он должон заботиться обо всём своём племени. Ты вишь, что твой батюшка все дни в трудах и заботах проводит.
– Я не хочу быть князем, матушка! Пущай Светловой заниматца слезницами, а я с дружиной в походы буду ходить. Хотя Светловою тожеть не придётся долго сидеть на княжеском столе, Мал подрастёт и скинет его.
– Как енто скинет? Сынок! Ты чё тако молвишь?
– А ты, матушка, ишшо не поняла, что Мал спит и видит себя князем древлянской земли? Так что я лучше с нашими воями буду в походы ходить, чем с братом биться за княжеский стол.
– Ох, Матушка Макошь! Да, чё ж ты тако удумал, сынок? Каки походы?
– Пожúву добывать с дружиной в других землях, рабов на наши поля, землю нашу расширять. Княжеский стол мне не нать!
– Ты, сынок, токо батюшке покуда об ентом не говори, не волнуй его заране.
– Да он давно знат об ентом и Светловой знат, что ему занимать стол. Тебя, матушка, поберегли, и поентому говорить покуда не стали.
– Ну и напрасно! Вы все мои сыновья и я за всех переживаю одинаково.
– Батюшка так решил. Да и не женское енто дело княжески дела решать, у тебя, матушка, своих хлопот хватат, вон токо за одной сенной девкой Марфой глаз да глаз нужон, а не то не успешь мыргнуть, как в подоле принесёт рабынича.
– Енто да! Девка‒огонь! Кнута что ли приказать ей дать?
– Ну, пошто сразу кнута, построжись, поди спужается.
Сыновья князя Нискинина выросли. Лютовою исполнилось двадцать лет. Чёрные ровные брови ярко оттеняли зелень глаз, в каждой его черточке, в каждом мягком волоске таился особый свет. Светловою в месяц жнивень4 исполнилось семнадцать. Это был высокий отрок, густые чёрные брови, жёстко сомкнутые губы придавали его облику вид решительности и упорства. Малу исполнилось пятнадцать, и он уже ни в чём не уступал братьям, а кое в чём и превосходил, как, например, дворовые девки, которые целыми днями визжали от его домогательств то в одном тёмном углу, то в другом. Ага! Вот она вседозволенность, которая берегов не видит! Зато рабыничей в хозяйстве прибавится! А родители позаботятся и отдадут девок замуж. Эх-ма! Раскудрит-твою…, одно слово ‒ князья! Белая кость, голубая кровь на все времена!
