-
Ну, уж нет. – Голос дрожит, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы взять
себя в руки, - почему я должна куда-то ехать? В прошлый раз все мирно закончилось,
и я вообще не понимаю, почему вы меня не оставите в покое. Я просто живу своей
жизнью и никого не трогаю! Что вам от меня надо?
- У
Черепа есть к тебе разговор. Серьезный. Никто тебе ничего не сделает. Просто поговоришь,
и тебя отвезут туда, где была.
Я
сильно сомневаюсь, что будет так, как он сказал. Просто не понимаю, о чем мне
разговаривать с Черепом. Этот человек едва не убил меня, а сейчас просто хочет
поговорить? Смешно, честное слово.
В
этот момент распахивается железная дверь подъезда, и мы одновременно поворачиваем
головы: на крыльцо, со сковородкой в руке и вытаращенными глазами выбегает
Мила. Ее волосы всклокочены, губы трясутся, а лицо белое, как бумага.
- А
ну-ка, пошли вон отсюда! – словно щит, она вытягивает вторую руку с сотовым телефоном,
- убирайтесь немедленно! Если не уедете, я сейчас в полицию позвоню. И, учтите,
соседка справа все на телефон снимает. И то, как вы избили этого мужчину, - она
кивает в сторону Димы, - тоже. Вам просто так не отделаться!
- Ты
чего раскудахталась, курица? – мордоворот смотрит с легким удивлением, - тебя
вообще кто-то звал? Иди домой, забейся в угол и не дыши там!
-
Ага, размечтался! – Мила вздергивает подбородок и прищуривает глаза, - мне
прошлого раза хватило. Я тебя не боюсь, понял?!
Я с
ужасом смотрю, как качок делает шаг в сторону подъезда, и сама не понимаю, как
распахивается мой рот:
- Я
поеду! Только отстаньте от нее, пожалуйста. И от него – тоже.
Я
смотрю на Диму. Он поднимает голову и смотрит мне в глаза. Не могу понять
выражение его взгляда – что-то отдаленно похожее на мрачную решимость
вперемежку с отчаянием. Наверное, он не привык быть поверженным, и в том, что
сейчас по-прежнему стоит на коленях, виновата только я. Пытаюсь улыбнуться,
хоть и хочется плакать. Слезы так и жгут глаза, - еще немного, я не выдержу и
разрыдаюсь в голос. Если бы знала, чем все обернется, никогда бы не согласилась
на эту поездку. Да и вообще никуда бы не поехала. Но…
В
этот самый момент, слышу надсадный плач. Аня. Вздрагиваю и затравленно смотрю
на мордоворота, который повернул голову в сторону машины. Когда до него,
наконец, доходит, что плач доносится с пассажирского сиденья, он кивает своему
«напарнику», и тот уверенно направляется к задней дверце машины.
- Да
что ж вы за люди такие! – на этот раз меня на самом деле прорывает, и я начинаю
плакать. Слезы текут по щекам неконтролируемым потоком, но я уже не пытаюсь их
остановить, - вам что, больше заняться нечем, вы только и можете, что одиноких
женщин преследовать?! Не трогай мою дочь!
Я
вижу, как он открывает дверь, и перед глазами плывет из-за нарастающей паники –
импульсивно делаю несколько шагов вперед, но мордоворот резко хватает меня за
руку и заставляет остановиться. Его мрачный взгляд буквально пронзает меня
насквозь.
-
Ненавижу!.. – шиплю сквозь сомкнутые губы и утираю слезы дрожащей рукой.
Второй
качок вытаскивает из машины Анюту и аккуратно берет ее на руки. Дочь смотрит на
него испуганными глазами, но уже не плачет, а только тихо всхлипывает и шмыгает
раскрасневшимся носом.
-
Слушай, Крест, а ведь она реально похожа на Лютого. Глянь, какие глазищи черные!
Восхищение
в голосе отморозка, кажется мне пугающим, и я нервно закусываю губу. Это что же
получается, все эти годы они за мной следили и прекрасно знали, что я родила
ребенка? Ловлю перепуганный взгляд Милы и понимаю, что она подумала тоже самое.
Мы с самого начала были под «присмотром». Никто о нас никогда не забывал. И,
видимо, не собирался.
