Мафия в родне - страница 4



Как-то ночью я проснулась от грохота двери, широко распахнутой вернувшейся со свиданья Люськой. Она споткнулась, зацепившись о прикроватный коврик каблуком, и тяжело рухнула в груду подушек на высокой металлической кровати, украшенной вышитым бабушкой подзором. В комнате запахло модными польскими духами «Может быть…», самогонным перегаром и въевшимся в одежду и волосы запахом папирос «Беломорканал».

– Люська, тебе плохо? – участливо наклонилась я над ней, сразу проснувшись и перепугавшись, так как никогда еще не видела ее пьяной.

– Отстань, – зло пробормотала сестра, – нормально мне.

– Водички принести? – я не знала чем ей помочь.

– Нет, не надо ничего, спи!

Я затихла на своей скрипучей раскладушке, прислушиваясь к ее всхлипываниям и негромкому невнятному бормотанию. Впрочем, всхлипывала она недолго, быстро уснув тяжелым пьяным сном поверх одеяла прямо в одежде и босоножках, отвернувшись к стене. Я немного повертелась в постели, пытаясь устроиться удобнее, потом приоткрыла окошко, впустив в комнату немного душистого теплого ночного воздуха – не хотелось дышать перегаром и куревом.

Утром я украдкой спустилась в погреб, чтобы меня не заметила бабушка, слила немного капустного рассола в свою маленькую эмалированную кружку с нарисованной клубничкой и принесла Люське. Она жадно выпила резкий кислый напиток и опять упала лицом вниз.

– Ну, и что ты плакала? – нетерпеливо спросила я, сгорая от любопытства.

– Кто, я плакала?! – воинственно вопросила Люська, вынырнув из огромной пуховой подушки в вышитой бабушкой наволочке, с размазанными под глазами тенями, – не дождетесь!

– Плакала, плакала! Давай, рассказывай! С Ромкой поругалась?

– Почему сразу поругалась? Может, наоборот? – хитро прищурившись, протянула Люська.

– Как это наоборот?

– Так! Маленькая, что ли? А, да, ты ж у нас крошка еще. Так наоборот, мы теперь муж и жена.

– Да ты что! – удивленно воскликнула я, не очень, впрочем, поверив Люське, так как та частенько путала вымысел с правдой. – Тебе ж только шестнадцать, а ему осенью в армию! А свадьба когда?

– Когда, когда… много будешь знать, скоро состаришься! – Люська неожиданно разозлилась так, что даже покраснела, – а что, ты тоже на него нацелилась? – Она яростно уставилась на меня, и я отодвинулась подальше, чтобы она не смогла вцепиться мне в волосы. В детстве она, бывало, частенько использовала этот подлый прием, и я немало намучилась из-за ее привычки драться по любому поводу. Правда, когда я подросла и смогла ответить тем же, она перестала нападать, так как я двигалась намного быстрее, и теперь уже доставалось ей. Но я-то сама никогда первая драк не затевала.

– Ничего я не нацелилась, – смутилась я, – просто ты же с ним гуляешь, вот я и смотрю…

– То-то, смотри у меня! Он мой! – сестра воинственно выпрямилась и впилась взглядом мне прямо в зрачки.

– Да успокойся ты, твой, твой, зачем он мне теперь нужен, ты же с ним уже… – похоже, я все же немножко расстроилась из-за ее откровенности.

На танцах я исподтишка посматривала на Ромку, пытаясь определить, заметны ли в нем какие-нибудь изменения. Вот в Люське никаких изменений не было. А в Ромке? Вроде бы все как раньше, и танцуют они вместе, только выражение лица у Люськи напряженное, хоть она и пытается шутить и смеяться. А Ромка что-то тихо и серьезно шепчет ей на ухо. Кто их разберет, этих взрослых!

Люська вернулась домой, в Москву, на день раньше, чем меня забрала в Ленинград мама. И в последний вечер я отправилась обычным путем по петляющему проулку на дискотеку в сопровождении соседских девчонок. Бабушка настрого наказала им не бросать меня одну и довести потом до дома.