– Гигиеническое средство, – прокомментировал толстяк, важно оттопырив нижнюю губу. Поводырь держался ближе к проходам, освобождая простор для просмотра.
Yoль обернулась на него, блеснув золотом радужек:
– Почему вы ими не пользуетесь?
Инструктор шокировано вытаращился. Нат с неким затруднением проходил вдоль экспонатов, таща следом за Кeyлой Ивuша, которому как и старшему переставало быть интересно после первого экспоната в ряду.
– Это могло помочь деформированным? – уточнила Yoль, засомневавшись из-за демонстративной реакции.
– Ну конечно же! – даже оскорбился представитель института. – Сколько всевозможных мутаций и хворей и сколько осталось бесценных артефактов!.. Пройдут года и потомкам просто ничего не останется – они забудут, что была Великая Эпоха! А деформированные и больные умирают, не в состоянии оставить после себя ничего!
Кожа его обширного лица закраснелась от искренности негодования, Yoль же с сомнением подтянула к животу очищенный, почти целый прибор, который до сих пор не передала скупщику. Толстяк смотрел на вещицу, но ненавязчиво, уже привыкнув к мысли об обладании будущим экспонатом.
Группа прошла ещё пару-тройку залов. Нат не позволял Ивuшу наставить отпечатков на полированное стекло, Кeyла внимательно всё оглядывала, Yoль медлительно переставляла длинные ноги, погрузившись в мысли. Толстяк порой бросал очередной комментарий, видимо, считая, что без него тут не разобраться.
– …артефакты прошлого, снабжённые увеличивающими линзами…
Нат волевым усилием не закатил глаза.
Большинство приборов предполагали парные линзы, что не означало, что все они их имели. Часть стёклышек лежала в оправах крошкой, сохранённая с фанатизмом, на который только хранители способны. Линзы удерживали странные полимерные скобы, так что Ивuш совершенно неожиданно сказал:
– Гоглы!
– Не совсем, – благосклонно ответил голос из-за спин. – Это увеличивающие, уменьшающие и преломляющие приспособления – не защитные… что впрочем заметно по их хрупкости…
Инструктор вздохнул, будто уязвимость древних стёкол было самым острым вопросом к эпохе.
Нат от скуки стал озираться по углам и неприметным местам, подмечая сметённый в углы, но не вынесенный сор, пыль на осветительных колбах. Даже бытовая неустроенность была интереснее коллекции папок для истинной бумаги – наполнение, конечно, не сохранилось, в отличие от полимерных держателей с металлическими скобами. Хранители в своём духе постарались уберечь и лохмы целлофана внутри. То, как Кeyла водила чуть не носом по идущим выставкой стеллажам, вызывало гадливую жалость к её интеллектуальным способностям.
Вперёд манило желтоватое свечение – Нат надеялся на выход и едва не простонал, увидев редкие колбы, дающие тёплый желтоватый свет, при котором хоть читай. Грибы такого окраса были столь редки, что их было не купить. Поди ж ты…
Пришлось сдерживать возмущённое фырканье – что эти странные люди посчитали настолько важным, чтобы закрыть с ним в комнате целое состояние?
Кeyла обмерла на пороге, к неудовольствию сопровождающего пробкой застряв в дверях. Толстяку пришлось принять величественно-представительную позу сместившись от геометрического центра их внимания в дверях к правому краю вытянутого помещения с образцами керамики. Главный инструктор института простёр руку, подбоченился, задрал нос так высоко, что глаза сами собой сомкнулись, открыл рот…
