Сменялись только пейзажи. Иногда вдалеке мелькали деревни и шумные, пыльные и забитые повозками дороги. От разглядывания стволов рощи и пляшущих теней его отвлек странный звук. Рас прищурился, пытаясь вглядеться в даль между деревьев.
— Я тоже это слышал, — прозвучал над плечом тихий голос Дага из Восточной деревни, который подскочил со своего угла и напряженно вглядывался в рощу.
— Подумаешь, птица прокричала, — лениво растягивая слова, сказала Ингрид.
— Не птица, — напряженно пробормотал Даг, с прищуром всматриваясь в рощу.
Их троих отобрали не просто так. Расмус чувствовал ложь, это была его особенность. У Дагфина превосходный слух, острее, чем у любого оборотня. Кьял отличился тонким нюхом; он постоянно носил повязку, закрывающую лицо от носа и ниже. Как он с таким обонянием живет в Южной деревне, промышляющей рыболовством, — загадка.
Поэтому, если Даг говорит, что это не птица, значит, не птица.
Высунувшись из окна, Рас принюхался. Звук доносился из рощи, и ветер, как назло, дует в ее сторону, не учуять. Может, крестьяне что не поделили? Или просто кто оступился и скатился в овраг? Без разницы.
Рас успел расслабиться и отбросить ненужные мысли, располагаясь поудобнее на стуле, как снова прозвучал крик. Женский. Высокий и отчаянный.
Теперь его услышали все и подскочили с мест. Кроме Ройстона.
— Что происходит, господа? — с легкой паникой произнес он, наблюдая за напряженными оборотнями.
Не обращая внимания на помощника принца, Даг тихо сказал Расу:
— Женщина. Кричала о помощи. Вмешиваться будем? — коротко и по существу.
С одной стороны, если в Креасале властвуют разбойники, это проблема императора, а не их. С другой стороны, кричала женщина, которой нужна помощь. С третьей — им ни к чему высовываться, да и лишние проблемы не нужны.
Разумней всего будет сделать вид, что они ничего не слышали.
— Остановите экипаж, — сказал Рас, опережая собственные мысли. — Мы сходим прогуляться.
Сбегают и просто посмотрят: если нужно вмешаются, а если нет, то хоть разомнутся.
Ройстон стал кудахтать наседкой, взмахивая руками, как курица крыльями, в попытке отговорить их и заставить остаться в экипаже. Терпение Расмуса висело на одном тоненьком волоске и до ослепляющей ярости ему не хватало лишь небольшого толчка, жеста или слова. Он перевел взгляд на Ройстона, сжавшегося и ставшего словно меньше от его взгляда, и, почти рыча, сказал:
— Вы разве не знали, что не стоит запирать хищников в клетки? Они от этого звереют еще сильнее. А мы в клетке пробыли больше трех недель, — чувствуя, что последний волосок терпения опасно натянулся, вдохнул и уже спокойнее сказал: — Мы пойдем разомнемся. Ждите здесь, а еще лучше — поближе к столице.
Не дожидаясь ответа, он открыл дверь экипажа, спрыгнул и тут же направился в рощу. За спиной послышались шаги остальных. Никто не захотел оставаться в повозке.
— Кьял, что чувствуешь? — спросил Рас, переходя на бег.
Оборотень стянул с носа повязку и глубоко вдохнул.
— Кровь. Женская. Двое мужчин. Лошади. Примерно одна лига на юго-запад.
Рас, кивнув, ускорился. Почувствовать кровь на таком расстоянии, да еще когда ветер дует в спину, немыслимо даже для оборотня. Это больше проклятье, чем дар.
Они быстро передвигались, и скоро Рас стал различать голоса и возню.
И запах. Он наконец тоже почувствовал этот пьянящий аромат меда и малины. Сладкий и дурманящий до подкашивающихся ног.
