– Не знаю, сударыня; однако я готов сделать всё, что ей угодно…
– Как мне приятны эти слова! Послушай, Антоний! Обхождение моё может показаться странным и свободным; но если ты узнаешь меня короче, то не станешь удивляться и осуждать, а согласишься, что человек при всём усилии рано или поздно покорится страсти, страсти, которой никто победить и избежать не может. Теперь выслушай меня.
– Родители мои родом из Франции переселились в Россию, где и основали жизнь свою; по воле их, я вступила в брак почти ребёнком за богатого итальянца и в самом цвете лет стала вдовою, любя страстно моего супруга. Я решилась дни свои посвятить Богу в закончить жизнь в монастыре; родители удерживали меня, старались уговорить ко второму браку; в угодность им, я дала слово не входить в обитель, с тем чтоб и они не принуждали сердечных чувств моих и предоставили это времени. Оплакивая невозвратную потерю, я привыкла к уединению, хотя с богатством, оставленным мужем, имела возможность жить открыто. Напрасно подруги юности старались переменить мои склонности, внушать мне другие мысли, представить удовольствия света в блестящем виде – я осталась непреклонною, удалилась от общества, а с ним и от искателей руки моей; я презрела рассеяние, шумный мир, искала духовной пищи; добрые пастыри составили мою беседу; к ним присовокупилось нисколько мирских ученых людей, известных скромностью поведения и чистотой нравов.
– Женщины модного света не входили в избранное мною общество; лишь дамы испытанной добродетели и набожности имели право посещать дом мой. Оградившись таким знакомством, я старалась заглушить все страсти, нераздельные с существом нашим, готовила себя к вечности, и – ах, узнала, сколь наши предположения суетны и ничтожны. Враг человека из мрачных подземелий с коварной улыбкой смотрит на действия наши, ставит везде препоны, и мнимую нашу гордость, что мы можем победить его козни, обращает в нашу гибель. Сколь часто среди возвышенных мыслей я начинала чувствовать тяжесть одиночества, мечтать, что к благополучию моему недостает предмета, которого я клялась избегать вечно. Я простирала руки к друзьям моим, в их беседе искала отрады; они истощали духовное красноречие, пытаясь успокоить совесть, душу мою; старались различными средствами доставить пищу моему воображению. Итак, имея всё необходимое к избранной жизни, я часто считаю себя не в числе счастливых – противлюсь страстям, и… теперь… что мне сказать? Могу ли выразить внезапный случай? – Она бросила на меня пламенный взор и со вздохом продолжала: – Так, внезапный случай приводит в мой дом юношу; этот прекрасный юноша своим роковым посещением, одним взглядом, разрушил труды и усилия многих лет! – Тут лицемерка потупила глаза и, конечно б, покраснела, если б румяна оставили место натуральной краске отличить истинную стыдливость от притворной! Подражая неопытной девице или женщине, колеблемой остатками добродетели, над которой страсть берёт преимущество, она хотела уверить, сколь трудно покориться любви, и будто устрашась скорого выражения, схватила меня за руку. – Ах! что я сделала? Какое получу мнение после пагубного открытия? Я забыла, чем должна своему обету благопристойности. Уста невольно выразили состояние души. Ах! забудьте слова женщины! Умирающая добродетель вопиет о близком падении! Не употреби во зло слабость мою! Но пойдём! Я покажу тебе библиотеку, минералы, окаменелости, редкие произведения живописи – развлечение может послужить к моему спокойствие или отдалить время неминуемой гибели.
