– Вот, сударь, моя каморка! Садитесь, только извините, не чем мне вас потчивать! Не умею занять, как госпожа моя, она знает всё на свете. – Заботливая Саша поправила свечу, взяла мою шляпу, положила на стол, и когда я придвинул стул, то маленькой ручкой она показала на кровать: – Садитесь сюда; стул простой, на нём беспокойно – правда, и постель не слишком мягка, а все таки лучше!
– С охотою, милая, а ты?..
– Мне должно стоять – ведь вы не простой живописец, а, кажется вы сказывали о родителях, о богатстве…
– Любовь сближает все состояния…
– Полноте, сударь! Это уж совсем не годится; да я сяду подле вас…
Мы услышали шаги в коридоре – Саша с ужасом произнесла:
– Это госпожа!
Не теря времени, я задул свечу.
– Саша! ты спишь? – спросила за дверями г-жа Сенанж.
– Сплю, сударыня, отвечала дроясащим голосом девица.
– Ты от страха совсем одурела; спать и отвечать в одно и то же время нельзя!
– Нельзя, сударыня.
– Ты проводила Антония?
Я ей прошептал на ухо:
– Скажи «проводила»…
– Проводила, сударыня.
– Он вышел сердит, или нет? Придет ли завтра?
– Скажи: сердит, и никогда не придёт.
– Сердит, сударыня! Очень сердит! И сказал, что теперь никогда не придет.
– Теперь сказал? Дура, проснись! Мне болтать с тобой некогда! Ты верно спросила, где он живёт?
– Нет, сударыня…
– Безмозглая!.. В тебе нет ума ни крошки, я тебя выгоню!..
– Ах, не сердитесь сударыня! Я теперь спрошу.
– Кого спросишь?
– Его, сударыня…
– Я лопну с досады! Да разве он здесь, что ты спросишь?
– Нет, сударыня, да это все равно.
– Слушай! Я стащу тебя с постели, выгоню на улицу, заставлю за ним бежать, и до тех пор не пущу в дом, пока ты мне его не отыщешь.
– Говори за мною, – шептал я Саше: – виновата, заспалась. Антоний вышел, я спросила: где вы живете? Он сказал у живописца Арнольди; там все меня знают…
Саша слово в слово всё повторила.
– На силу схватилась за ум! – заявила за дверью г-жа Сенанж. – Теперь спокойно могу возвратиться в свою комнату. Антоний, верно, придёт, а в случае чего можно за ним и послать. Не говорил ли он о шуме? обо мне? Ну! Отвечай!
– Он говорил сударыня… он говорил…
– Опять бредишь. Ну, что он говорил?
Чуть дыша, я диктовал на ухо Саше; а она повторяла с изменениями:
– Он говорил, что Тумаков бездельник, буян, пьяница и ваш любовник.
– Ну это ничего, – одна ревность. Бедный мальчик! А обо мне?
– Об вас… нет, сударыня, я этого не смею сказать.
– Кой чёрт у тебя на языке вертится? Как будто ты с кем-то шепчешься?
– Нет-с, я не шепчусь; он…
– Я выхожу из терпения. Сказывай, что он говорил обо мне?
– Извините, сударыня; это право не я. Он велел сказать, что вы – ханжа, лицемерка, старая обезьяна…
– Ты – дерзкая, глупая девчонка! Теперь спи, а утром от тебя будет больше толку! – Она с досадою заперла дверь ключом, и ушла.
– Ha силу отвалилась! – выдохнул я. – Отслужили ж мы ей славно! – Я обнял Сашу.
– Ах, Боже мой! Что мы теперь станем делать? Дверь заперта, огонь потушен; я боюсь! – Слезы девицы капнули на мою щеку.
– Ты плачешь? Успокойся, милая; лицемерка наказана и сама мне отдала свою соперницу.
– Хорошо вам говорить, да как вам теперь выбраться отсюда? Здесь до утра везде заперто.
– Что нужды; если я проведу с тобою здесь несколько часов, то готов умереть и сказать, что жил довольно, а пока дышу, никто не оскорбит тебя; этот вечер неволи твоей есть последний; завтра я тебя увезу.
– В самом деле, сударь? Да как это можно? Барыня меня не отпустит.
