– Так значит, у меня был случай…
– В Малороссии невладение членами и даже полную каталепсию с отличным успехом лечат муравьями.
– Прошу прощения, профессор, как это – муравьями?
– А так, дорогой коллега. Идут в лес, насыпают живых муравьев вместе с их гнездами в мешки, ежели поражено все тело, либо наволоки, если, к примеру, не двигается рука или нога, и надевают потом эти вместилища вместе с муравьями на пораженные члены или все тело. Завязывают плотно, чтобы муравьи не могли расползтись, и не снимают два или три дня. Муравьи ползают по членам, кусают их, и эфирно-летучее начало, коим изобилуют эти животные, производит столь сильное возбуждение в теле, что больной начинает потеть, как от сильного жару в парной бане, после чего онемевшие члены понемногу начинают двигаться. Так можно повторять по нескольку раз, с перерывами, конечно.
– Вы прелагаете советовать господину Сторлю лечение муравьями?
– Я ничего не предлагаю, я только констатирую, что подобный факт существует.
– Господа, касательно промывательных и принудительного выпоражнивания, у меня был случай…
Врачебный консилиум окончился только часам к девяти. Когда светила, наговорившись и получив внушительные гонорары, ушли, доктор Сторль обратился к Андрею:
– Кажется, вы все слышали?
– Слышал, – отозвался тот уныло. – Этот, длинный и худой, совсем не верит в выздоровление отца.
– Профессор Малышев, хирургический оператор?
– Кажется, да.
– Он самый опытный. Впрочем, – Сторль виновато посмотрел на Андрея, – простите, но я тоже мало верю в благоприятный исход лечения вашего отца. Конечно, все, что будет в моих силах, я сделаю, но вы должны быть готовы к худшему. У вашего батюшки действительно геморрагический удар и кровяная опухоль в мозге. И рост ее мы остановить не в силах. В таком состоянии больные обычно не живут долее двух-трех дней.
Андрея после этих слов качнуло, и он едва не рухнул на пол.
– Неужели ничего нельзя сделать?
Он беспомощно посмотрел на доктора, как смотрят дети, когда не знают, как им надо поступить.
По своему обыкновению, доктор Сторль промолчал. А потом неожиданно произнес фразу, которую Андрей, не будь он в крайне подавленном состоянии, воспринял бы не иначе как издевку или, в лучшем случае, как весьма не умную шутку:
– Попробуйте обратиться к госпоже Турчаниновой.
– А кто это?
– Девица. Зовут ее Анна Александровна. Она иногда занимается врачебной практикой. По собственной методе. Имеются поразительные результаты.
– Она знахарка?!
– Не совсем. Попытайтесь уговорить ее помочь вам. Она живет в вашей же улице.
Как сочиняются стихи. – И кирасирские ротмистры иногда произносят витиеватые монологи. – Лгать девицам очень дурно. – Нелегкое признание ротмистра Нелидова. – «Я готова». – Воля умирающего – закон. – Всегда легче бороться с последствиями, нежели устранять их причину.
…Доброй быть от ней учиться;
Слезы скорбных отирать,
Лютой Парки не страшиться…
– Госпожа, ротмистр Нелидов просит принять.
– Я не принимаю.
«Негу от нее вбирать… Нет, не годится. Нега слишком… такое… интимное словечко. Лучше жребий. Да, жребий… свой… благословлять! Ну-ка, что получается?
Нет иных путей ко щастью,
Другом как существ всех быть,
Всякою чуждаться страстью,
В тишине с природой жить.
Доброй быть от ней учиться;
Слезы скорбных отирать,
Лютой Парки не страшиться,
Жребий свой благословлять.
Еще одна строфа, и стих готов. О, когда бы в сем веденьи, нет, лучше в сем спокойстве посещенье грела Муз, всех душевных наслаждений… Наслаждений? Да что с тобой? Лучше все-таки удовольствий…»
