Магнолии были свежи - страница 49

– Я видел, что вы все-таки заставили мистера Смитона отдохнуть, спасибо.

– Не за что. Я волнуюсь за мистера Смитона, – вдруг искренне вырвалось у нее. – Ему нужен покой и отдых.

– Нужен-то нужен, однако он на удивление бодр. Не поймите меня неправильно, я только рад этому, но временами мне хочется, чтобы он… – мистер Гилберт остановился у двери и устало потер переносицу.

– Меньше заботился о цветах и больше о себе?

– Да!

– Пустые надежды, – усмехнулась Мадаленна. – Мистер Смитон никого не любит так, как свои цветы.

– Вас он любит, – внезапно сказал мистер Гилберт, и на лицо Мадаленны упала тень. – К вам он относится как к своей внучке.

– Мой дедушка был его хорошим другом. Когда мистер Эдмунд Стоунбрук умер, то мистер Смитон пообещал, что не оставит меня.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Больше всего Мадаленне не хотелось слышать пустых слов сожалений: «Уверен, ваш дедушка был отличным человеком» – от них ей всегда становилось тошно и душно и хотелось сбежать куда подальше. Ни один из тех, кто ей это говорил, не знал, каким милым, добрым и заботливым был ее дедушка, и Мадаленне было плевать на то, что таких слов требовали светские приличия – ей хотелось вдохнуть воздуха, а ей подсовывали кислородную подушку. Она с такой горячностью воткнула палочку в землю, что та сломалась, и росток накренился.

Но мистер Гилберт ничего такого не говорил, он молча подал ей новую палочку и даже хотел отдать свой чистый носовой платок, чтобы она подвязала бедный цветок, но Мадаленна мотнула головой. Странно, это было очень странно, но того ужасного раздражения, которое находило на нее, стоило кому-то упомянуть ее дедушку на нее не находило. Ее это возмутило – чем же мистер Гилберт отличался от остальных – но ничего не вышло.

Весь его облик навевал спокойствие – и темная жилетка, и неброские запонки в рукавах рубашки, даже то, как он спокойно читал старую газету – все успокаивало ее, и Мадаленна снова почувствовала этот страх чужого влияния. Но минуты шли, и страх превращался только в беспокойство, и вскоре Мадаленна и вовсе забыла о том, что рядом с ней был кто-то еще.

Она смотрела на эти пробивающиеся ростки, которые отчаянно начинали свою новую жизнь, и ей вдруг тоже захотелось стать таким же ростком, у которого еще ничего не было за спиной – ни обид, ни горестей, ни тревог. Все бы начать с чистого листа, все забыть и ничего не помнить.

– Как хорошо быть ростком, – пробормотала вслух Мадаленна, и мистер Гилберт искоса на нее взглянул; она явно не помнила, что в теплице был еще и он, и разговаривала сама с собой. – Господи, вот бы начать все заново.

– Только с опытом прошлых лет? – отозвался мистер Гилберт, и Мадаленна повернулась.

Она знала, что не надо было ему отвечать; что нужно было промолчать, и тогда бы возможно он ушел и оставил ее одну со своими мыслями, но если в прошлый раз она немного приоткрыла ящик Пандоры, то сегодня он распахнулся сам, и она почувствовала, что нового разговора не избежать.

– Нет. Опыт хранит в себе воспоминания.

– Но воспоминания несут в себе уроки, они помогают избежать старых ошибок. А если все начинать сначала, то можно оказаться там же, где и сейчас.

– Не всегда. – отрезала Мадаленна. – Сколько раз мы совершаем одни и те же ошибки, и опыт нас ничему не учит.

– Да, если только люди этого сами хотят. – Мистер Гилберт отложил газету и присел около глициний. – Иногда ошибки прошлого кажутся им намного привлекательнее, потому что напоминают об их молодости. Но это только мечты. Необходимо принимать реальность и ее уроки, и тогда человек получит вознаграждение.