Магнолии были свежи - страница 87
– Тогда я понимаю, почему мистер Лойтон так вами восхищался, он еще тот консерватор, но вся его консервативность исчезает, стоит ему рассказать чисто британский анекдот про пуделя и королеву Викторию. Хотя, – мистер Гилберт задумчиво посмотрел на муху в окне. – Возможно, это и к лучшему, что вы его не видели, а то это стало бы ходячей шуткой для всего университета. Обещаете, что не расскажете?
Мадаленна кивнула, и сдерживать смех стало невозможно. Он странным образом смог разогнать все смущение, все ее страхи и при этом не подать вида, что он понял, о чем она говорила. Определенно, этот человек был джентльменом и по положению, и по мыслям. Мадаленна рассмеялась во второй раз за этот день, и на все страшные события будто бы легла легкая вуаль, скрывшая их с ее глаз. Да, ее предположение оправдалось – день и правда оказался отличным.
– Я же еще не рассказал анекдот, что же вы смеетесь? – ее смех оказался заразительным, и он смеялся вместе с ней. – Куда поворачивать? Налево?
Она кивнула, и при мысли о доме, сразу вспомнила о своих перчатках. Впопыхах она наверняка могла выронить свою пару где-нибудь на песке, а если она явится домой без лайки, то бабушка еще неделю будет читать нотацию об ее расточительности и том, как она рассеяна. Мадаленна быстро вытащила все содержимое, слава Небесам, перчатки были тут, смятые, немного пыльные, но при ней, и на колени вдруг упала смятая бумажка. Пусть в ее сумке все было перемешано между собой, но Мадаленна гордилась тем, что никогда не носила ничего лишнего, и она понятия не имела, что это был за мусор. Она быстро развернула ее, и немного расплывшаяся типографская краска еще сильнее поплыла у нее перед глазами. Жара всегда странно на нее действовала, и сначала Мадаленна решила, что ее воображение решило зло над ней подшутить, но как бы внимательно она не всматривалась в визитку, слова оставались прежними: «Мистер Эйдин Гилберт, профессор искусствоведения и риторики, Гринвичский университет». Она помотала головой, пытаясь отогнать галлюцинацию, но слова были глубоко врезаны в бумагу и от переставления их местами, смысл оставался прежним. Ей захотелось выскочить из машины и больше никогда не видеть ни университета, ни преподавателей. Судьба не могла так разыграть ее: послать мудрого собеседника, а потом отобрать его, не дав ей даже привыкнуть к нему. Это было слишком жестоко, и такого не могло быть. Но определенная логика здесь была; прагматизм вовремя в ней проснулся, когда ей стало так душно, что она чуть не дернула ручку автомобиля. Темы сочинений, профессорская скамья, и мистер Лойтон же сам говорил, что к ним прибыл новый педагог, вспомнила она, и ей захотелось закрыть глаза руками и не открывать, пока все не уйдет. Кто же еще мог дать подобные темы для сочинений, кроме него?! До Мадаленны доносился слабый голос, но она никак не могла понять, к ней ли это обращаются, и сидит ли она все еще в машине, или же это знакомство было очередным сном, и кошмар заключался в том, что ей надо было проснуться и обнаружить себя около Джона?
– Мисс Стоунбрук! – машина остановилась, и недалеко виднелись трубы Стоунбрукмэнора; это обращались к ней. – Мисс Стоунбрук? Все хорошо? Может вам дать воды?
– Нет. – слишком поспешно ответила Мадаленна; сейчас самое главное было смотреть только на трубы, железные, уродливые трубы, которые были так далеки от Гринвичского университета, синих машин и искусства; только за это она могла держаться. – Прошу прощения, сэр. Я слегка задремала. Благодарю вас за помощь, сэр.