– Что ж, я тебя услышал, – вздохнул Кирилл Матвеевич и указал рукой на вход в кафе. – Идём?
– Идём, – кивнул Лука Григорьевич и взглянул на часы. – В это время мы должны быть уже дома…
Помещение, в котором расположилось кафе, выглядело неуютным. Дверь обшарпанная и покосившаяся, как в сыром тёмном подвале. Из-под облупившейся на стенах штукатурки выглядывали почерневшие, скользкие от плесени балки. Пыльные окна закрывали застиранные мятые занавески. Три пустующих столика застелены грязными, засаленными скатертями.
– Полная антисанитария, – осматривая помещение, содрогнулся от омерзения Кирилл Матвеевич. – После всего, чего я сейчас здесь вижу, у меня кусок в рот не полезет.
– А мы это давно видим, и кусок в рот лезет, представь себе, – печально улыбнулся Лука Григорьевич. – Торговля в Меловом, так сказать, на мели. У людей мало денег, покупают только всё самое необходимое для выживания. Страдают все. У предпринимателей мизерные доходы. Налоги и прочие поборы позволяют им только сводить концы с концами, а не думать о ремонте своих торговых точек. Пройдись по всему посёлку и везде одно и то же.
Он подошёл к прилавку и купил у неопрятного вида барменши еду и выпивку. Хлеб, сало, сыр и колбасу он сложил в один большой пакет, а в другой, точно такой же, несколько бутылок горилки.
– Ну, всё, я упакован, – сказал он, посмотрев на пасмурное лицо Безбородько. – Мы можем возвращаться, Матвеевич?
– Пожалуй, пора, – брезгливо поморщился Кирилл Матвеевич, направляясь к выходу. – Ох, и трудно мне будет заставить себя есть купленную тобой пищу, но я постараюсь себя заставить, чтобы угодить тебе.
Не успели друзья выйти из кафе, как в дверь втиснулся могучего телосложения «нацик», который, освобождая себе проход к барной стойке, небрежным жестом отодвинул их в стороны огромными ручищами. Следом за ним вошли ещё несколько человек, которые тут же заняли все три столика и потребовали к себе официанта.
В это время из-за прилавка, покачиваясь на ногах, вышел пьяный мужчина, со всклоченными волосами и опухшим лицом.
– Ого-го, да тут «нациков» полна хата?! – едва ворочая языком, промычал он и оглянулся, ища глазами «барменшу». – Зи-и-ин? – позвал он её. – Гони прочь этих долбаных бандерлогов. В твоей тошниловке и без того грязи хватает!
Айдаровцы недоумённо переглянулись. Гигант, первым вошедший в кафе, встал из-за столика и дал такого пинка пьянчуге, что тот кубарем отлетел к двери.
– Так ему, Петро! – загоготали «нацики» и дружно зааплодировали. – Ещё вякнет, сломай ему хребет и вышвырни подыхать на улицу!
– Всё, уходим, – подтолкнув Кирилла Матвеевича к двери, прошептал Лука Григорьевич. – Эти уроды сейчас подопьют и могут на нас перекинуться. Если вовремя не унесём ноги, то обещаю, нам мало не покажется…
***
День прошёл незаметно. Лесь и девочки не разговаривали, плохое предчувствие терзало детей.
Открылась дверь, и в комнату с подносом в руках вошла Марыся. Поставив поднос на стол, женщина села на табурет и бессильно опустила на колени руки.
«И с ней что-то не так, – подумал, глядя на Марысю, Лесь. – Она что-то знает, но не может нам сказать, и это мучает её…»
Проголодавшиеся девочки встали с кровати, и подошли к подносу. Не удержавшись, они стали уплетать за обе щёки картофельное пюре и котлеты.
– Кушайте, кушайте, миленькие, – вздохнула Марыся, с умилением глядя на них. – А то не знай, когда поесть ещё придётся.
