В тот день Цирцее хотелось бежать прочь со всех ног, но она сумела убедить себя, что у неё просто разыгралось воображение. Она напомнила себе, что всю жизнь всегда доверяла Урсуле и никогда даже мысли не допускала, что та может причинить ей какое-то зло. Но если бы Цирцея действительно была честна сама с собой, она вряд ли смогла бы отрицать, что тварь, вселившаяся в тот день в её старую подругу, не питала к ней никаких добрых чувств. Это было очевидно, но… Цирцея попросту не захотела увидеть этого. Она подавила свой страх, задвинула его в сторонку и заставила себя увидеть перед собой ту же самую женщину, которую всю жизнь любила. Так и получилось, что она сама позволила жуткой морской ведьме поймать себя в ловушку, и Урсула получила возможность использовать её как пешку в игре, как инструмент воздействия на её старших сестёр.
Так женщина, которую она любила всем сердцем, предала её.
«Нет, – решила она, – Урсула предала саму себя». А теперь она мертва, и от неё ничего не осталось, кроме дыма, чёрной слякоти и пепла. Цирцея уже ничем не могла ей помочь – и всё же продолжала терзаться вопросами, на которые не было ответов. Почему Урсула не открылась ей, не поговорила с ней начистоту? Почему она не рассказала ей всю историю целиком – ту, которую рассказала сёстрам Цирцеи? Тогда Цирцея непременно помогла бы Урсуле уничтожить Тритона, не втягивая в это его младшую дочь. Всё это была одна сплошная глупость. Уж Урсула должна была знать, что Цирцее вполне по силам справиться с Тритоном. А ещё она должна была сообразить, что Цирцея ни за что не стала бы подвергать опасности Ариэль.
«Будь он проклят, Тритон, за что, что он сотворил со своей сестрой! Провались он в Аид за его преступления! Будь он проклят за то, что из-за него Урсула забыла, кто она есть на самом деле. И за то, что она превратилась в мерзкую тварь, созданную его собственными руками!»
Как же трудно ей было сдерживаться, чтобы не навести на Тритона какую-нибудь самую страшную порчу! Ей нестерпимо хотелось рассказать ему, что, когда она коснулась ожерелья Урсулы, ей стало известно всё, что та испытала – все причины её неистовой ярости, горя и боли. Цирцея своими ушами услышала каждое подлое слово, своими глазами увидела каждое гнусное, полное ненависти унижение, которые Урсуле приходилось терпеть от Тритона. У Цирцеи от них едва не разорвалось сердце – и наверняка то же самое случилось и с Урсулой. Возможно, в один прекрасный день Цирцея вернёт Тритону каждое его мерзкое слово. Но не сейчас… Сейчас она этого делать не станет – слишком горяча ненависть в её душе, слишком остра её боль.
Пришедшее следом озарение повергло Цирцею в ещё большую печаль: именно семья способна причинить самые сильные страдания: разбить тебе сердце, стереть его в порошок. Только самые родные, самые близкие могут так больно ударить, сломить твой дух и бросить тебя одну в тернистых дебрях отчаяния. Никто не подберётся к тебе так близко и не уничтожит тебя так безжалостно, как семья, – ни любовник, ни лучший друг. Семья сумеет подмять тебя, подчинить тебя своей власти.
Слишком хорошо Цирцея знала, каково это – когда семья разбивает тебе сердце. У неё ведь и у самой были беспокойные сёстры – три сестрички, способные в приступе гнева разнести всё вокруг. Но сестры обожали свою младшенькую – даже слишком. Насчёт их любви она могла не беспокоиться, зная, что та никуда не денется, чтобы с ними ни приключилось. А теперь её сестры оказались в ловушке беспробудного сна, и всё потому, что она бросила их и позволила морской ведьме обвести себя вокруг пальца! Да ещё по такой глупой, глупой причине: она, видите ли, рассердилась, что они любят её слишком сильно. Так сильно, что, не задумываясь, стерли бы с лица земли любого, кто мог бы ей угрожать, и вообще сделали бы что угодно, чтобы защитить её.
