Маленькие боги - страница 5
И снова погрузилась в маникюр, доводя себя до совершенства, а меня – до белого каления.
Пф! Семен Семеныч! Так значит, чтобы отправить факс надо было позвонить секретарю?!
Тут я уже по своей воле стартанула по длинному коридору в свой кабинет, чтобы сказать девушке, что ей надо звонить по другому номеру телефона… Но – увы и ах – там меня коварно поджидали короткие гудки.
Вот так я узнала про факс: что он такое и как его принимают. И что «стартуйте!» это вовсе никакое не обидное слово для человека, которому его говорят, а всего лишь команда нажать на заветную кнопку «старт».
Курточка с капюшоном
Каждому из нас, наверное, хочется жить долго и счастливо (про умереть в один день – не будем). Другое дело, что «долго и счастливо» бывает очень редко. Но иногда встречаются люди, которые, кажется, это умеют.
Шел дождь, противный, мелкий, холодный, сентябрьский дождь. У меня не было зонта, я бежала по мосту и очень хотела успеть на электричку.
Передо мной торопливо шли Он и Она.
Она осторожно спускалась по лестнице, держась левой рукой за мокрые перила, а в правой – палка, на которую она опиралась. Зонт лежал на левом плече и мог вот-вот упасть.
Он шел на пару шагов впереди, через несколько ступенек обернулся, и поднялся обратно, подошел к ней, выхватил зонт, открыл его, взял ее под руку. Понимаю: торопятся, как и я, на электричку.
Я пошла за ними, чувствуя, что здесь должна быть какая-то история, и мы сели в один вагон. Успели.
Устроившись на твердых скамейках из синего потасканного кожзама, они то и дело заводили разговоры, которые, как рельсы, то шли параллельно друг другу, то сходились в какой-то точке.
– Прислонись ко мне, – ласково попросила она. – Холодно.
– Неприлично, – сказал он и оглянулся. В вагоне, кроме меня, было человек пять. Я сделала вид, что читаю что-то в телефоне.
– Ну и что, что неприлично. Прислонись! – хитро улыбалась она и подталкивала его локоточком.
Он не реагировал, ему было неловко от ее «прислонись» на людях.
В вагоне было холодно.
– Ты чуть парня палкой не огрела, пока мы заходили в вагон, – зашебуршал он. – Кого-нибудь двинешь однажды автоматически!
Она засмеялась и прижалась к нему сильнее. Он хохлился как петух в холодную ночь, и куртка у него тоже хохлилась, поднимаясь в плечах.
– Рельсы не туда идут, – бурчал недовольно он, как будто выискивая тему для разговора в окне.
– Смотри: то электричка удалялась, а то приближается вроде, – искренне удивлялся он.
А она – опять льнет:
– Можешь обнять меня рукой?
– Тебя – рукой? – он как будто удивился, но обнял ее.
– Рука тё-о-плая, – любовно заметила она и продолжила уже деловито, – Сейчас зайдем в магазин… Хлеб надо купить, картошечку.
– Смотри, какой домик хороший. Почему строят у дороги? – он все еще петух.
– Удобно потому что, – пожала плечами она.
– Но, представь, из окна – все время поезда… Ты мне зонтиком, кстати, штаны намочила, – заворчал он, снова войдя в образ.
– Извини, – виновата сказала она, а сама стала его осматривать, – чего уж там намочила… капелька…
Электричка раскачивалась из стороны в сторону, где-то в тамбуре что-то тарахтело, и ухала сломанная дверь, впуская осенний холод.
– Листья желтеют, – констатировал с грустью он, продолжая смотреть в окно.
Но она не обращала внимания на листья. Она смотрела перед собой и причитала:
– Что же я наделала?.. Если бы я была в рыжей курточке с капюшоном, мне было бы тепло, – и снова прижалась к нему.