Поп, наконец-то, кончил колдовать. Принесли блюдо теплого еще риса с изюмом. Провожающие встали в очередь с раскрытыми ладонями. Я быстренько отогнал Маньку за катафалк и протиснулся мимо ворчащих нищих.
Когда до чашки с рисом оставалось всего два человека, раздался злобный крик:
– Опять эта корова! Кто пустил корову на погост?..
Директор кладбища дядя Вася лупил по манькиному боку ее же веревкой. Манька шарахалась, пугая народ.
– Сколько говорено! – прихрамывая, наседал на нее дядя Вася. – Не водите вашу корову на мероприятия! Не мешайте прощанию!..
Он еще раз хлестнул веревкой, и корова понеслась к воротам. А оттуда навстречу уже летела тетя Катя, наша хозяйка.
– Манечка! Манечка! – причитала она. – Опять эти байстрюки тебя затащили!.. У, злыдни! – погрозила она нам. – Я в обед прибегаю, чтобы корову подоить! Сама не ем, не пью, некогда! А вас каждый раз нелегкая носит!.. Не будет вам сегодня молока!
Мы сидели на крыльце и мрачно слушали, как дзинькали по ведру молочные струи. В сарае тетя Катя уговаривала корову:
– Ну, стой, стой, Манечка, смирно!.. Ну, не маши хвостом! Потерпи!.. Потерпи, тебе говорят!..
– А ты видел, – спросил я Сюню, – как старушка мне подмигнула?
– Чего? – не понял дядька.
– Старушка в гробу. А потом как чихнет!
– Халоймес!..
«Чепуха»!.. Я не стал спорить с дядькой. Подумаешь, большое дело: сегодня не поверил, завтра поверит.
В сарае снова загремело. Я знал: корову донимают слепни. Вот она и отмахивается хвостом и дергает ногами, норовя опрокинуть ведро. Пришлось-таки хозяйке позвать меня… Одной рукой я держал манькин хвост, другой отгонял назойливых тварей. Зарабатывал свой стакан парного молока.
Сюни на крыльце не было. Он аккуратно перетряхивал одежду в доме, обшаривал карманы. Я ему не мешал. Надо же было где-то взять деньги. С театром ничего хорошего не вышло. С шарманкой много не заработаешь. За то, что мы пасли корову, тетя Катя платила нам два рубля в день. А нам же нужно пятьсот!
Улов был невелик: три мятых рубля и копеек сорок мелочью. Мы заглянули во все углы и щели. Дохлую мышь – вот все, что мы нашли под кроватью… Сюня взял ее за хвост, раскрутил и забросил на кровать к тетке Рейзл. А потом накрыл подушкой.
Мамину сумку я не открывал. Я и так знал, что там есть деньги. Папина зарплата. И Сюня про нее знал.
– Нимт пар рубель! – почти ласково предложил он мне.
– С ума сошел? – очень твердо отказался я. И выскочил на крыльцо.
Дядька засопел и стал снимать сапог. Была у него такая поганая привычка: чуть что стаскивать сапог и швырять его в человека. Чаще всего доставалось тетке Рейзл. Да и мне иногда перепадало.
Сапог просвистел над ухом. Сюня сопел громче.
Сейчас полетит второй! – правильно понял я.
– Мама! Мама!
Не-е, пионера-героя Вали Котика из меня не получилось бы.
Сюня стоял на крыльце с сапогом в руке и ждал.
– Мама! – для очистки совести еще разок проныл я и полез в сумку.
Я, хоть и перешел в третий класс, в деньгах разбирался слабо. Я знал, что с шахтером – это рубль, с красноармейцем – трешка, с летчиком – пятерка. В сумке была толстенькая пачка летчиков.
Мне казалось, что денег там много… так много… Мама и не заметит!.. Я вытащил одну… нет, две… нет, три бумажки с летчиком… Сюня сплюнул с крыльца.
– Махт бикицер! – командовал он!
Легко ему говорить «быстрее»! А у меня от страха даже мозги вспотели.
– Америка! Надо видеть Америку! – торопил меня дядька.
