И я принес сразу четырех летчиков. Сюня только покачал головой. И тогда я зачерпнул полной горстью.
Я бы таскал еще, но тут стали собираться родственники. Пришла с рынка баба Злата. Приползла из-за своей кассы тетка Рейзл. Прибежали двоюродные Жанна с Верой… В нашей маленькой комнате терлись боками одиннадцать душ. Комната, правда, была не наша, а хозяйкина, тети Катина. Сначала мы за нее платили, а потом денег не стало, она покричала-покричала, да махнула рукой…
Мне все-таки удалось уловить минутку и снова забраться в мамину сумку. Ухватив еще горсть бумажек, я прокрался в темный тамбур и сунул их в руки Сюни. Сюня почему-то удивился, но деньги взял. И тут я понял, что это вовсе не Сюня, а пришедший с дежурства папа.
Дело в том, что Сюня и папа были близнецами. Их даже родная мать, баба Злата, путала. Только папа был вполне разумным, просто у него была огромная грыжа, поэтому его вернули с фронта и отправили служить на какой-то военный склад в одном городе с нами. А Сюня… Ну, Сюня-то был законченный инвалид, его даже на лесозаготовки не брали.
– Что за деньги? Где ты взял? – удивился папа. Я уже готов был расколоться, даже рот скривил, собираясь зареветь… Но тут из комнаты раздался дикий вопль:
– Мышь!
Тетка Рейзл сунула руку под подушку. На ее ладони лежало высохшее чучелко.
– Сволочь! Цидрейтер! Мишигаст! – Она сразу догадалась, чьих это рук дело. – Дармоед! Батрак! Чтоб у тебя рука отсохла! Чтоб глаза вылезли!
– Мышь! Мышь! – галдели Жанна и Вера.
– Готыню! Гевалт! – причитала баба Злата.
Папа сразу же забыл о деньгах. Он машинально сунул их в мамину сумку и кинулся разнимать родню. А в ход уже шли подушки, сюнины сапоги, гремели опрокинутые стулья… Вечер был в самом разгаре.
Утром меня разбудила мама. Она собиралась на базар перед работой.
– А где деньги? – спрашивала она неизвестно у кого. – Вся Гришина зарплата? Вчера было пятьсот рублей, а сегодня и половины нет!..
– Спроси у этого мишигасте! – сонным, но уверенным голосом посоветовала тетка Рейзл. – У этого шикера!..
– Сюня! – послушалась мама. – Где деньги?
– Гей ин дрерд! – не размыкая глаз, посоветовал Сюня.
– Израиль! – тут уж вмешался папа. – Отдай гельд!
Сюня сел на полу, где он спал, почесался во всех местах и стал угрюмо освобождать карманы.
– Это они с Фишкой на что-то копят, – подала голос сестрица Жанна. Фишка это был я, такое у меня было прозвище из-за фамилии Фишкин.
– Вор! Гановер! – не унималась Рейзл.
– В морду! – пригрозил мой дядя. – Ин пунем!..
И тут же выдал меня: – Это ваш Фишка гановер!.. Взял гельд и дал мне…
– Врешь! – не своим голосом закричала мама.
Дальше все было неразборчиво, потому что я забился головой под кровать. Спрятаться глубже мешал мешок с картошкой и корзина с зелеными помидорами. Я цеплялся за них изо всех сил.
– Сенечка! Сыночек! – Смотреть на маму было страшно. – Он же врет?.. Да? Правда?.. Ты не брал этих денег?
Я не был обучен врать. И поэтому побежал. Вокруг стола. Руша стулья и перепрыгивая через них. За мной с ремнем и слезами бежала мама.
– Как ты мог!.. Как ты мог! – причитала она.
– Держи его! – подзадоривала Жанна
– Воришка! Воришка! – добавляла перца двоюродная Вера.
– Гвалт! – вопила бабушка Злата.
– А что я говорила! – злорадствовала тетка Рейзл.
– Гей дрерд! – как всегда советовал ей сумасшедший дядя Сюня.
И вплетался в общий хор стон еще одной тетки, Фримы, матери моих двоюродных:
