– Папа, папа, пожалуйста, не печалься! Уверяю тебя, мне это решительно все равно. Я так счастлив здесь со всеми вами. Бернар, Габриель и Христина ко мне добры и ласковы со мной. Я их так люблю!
– Мы тоже очень любим тебя, наш добрый Франсуа, – вполголоса сказала Христина, сжимая ладонь мальчика обеими руками.
– И мы всегда будем тебя любить. Ты такой добрый, – продолжала Габриель, взяв его за другую руку.
– И везде всегда будем защищать друг друга, правда, Франсуа? – заметил Бернар.
Во время этого разговора мать Христины чувствовала себя очень смущенной. Ее муж покраснел не меньше ее самой. Графине де Семиан было неловко, и она досадовала на жену своего брата, де Нансе сидел грустный и задумчивый. Вдруг Паоло встал, протянул руку и сказал торжественным тоном:
– Слушать все! Слушать Паоло! Я торжественно обещать: когда этот мальчик, которого синьора называет Эзоп, будет иметь двадцать один год, он стать такой же статный, как его почтенный синьор отец. И я сделать это, потому что он добрый ребенок, он мне дать громадное благодеяние и… я его люблю.
– Вот уже второй раз вы обещаете мне такое счастье, синьор Паоло, – сказал де Нансе, – но, если вы действительно можете выпрямить спину моего сына, почему вы не сделаете этого теперь же?
– Терпение, синьор мио, терпение. Я доктор. Теперь это невозможно, он расти. Лет в восемнадцать или двадцать можно начать, тогда быть хорошо. Раньше нельзя!
Де Нансе вздохнул и улыбнулся, глядя на Франсуа, на лице которого было выражение счастья и веселья. Мальчик оживленно разговаривал со своими друзьями. Все они весело болтали, но негромко, чтобы не мешать разговору взрослых.
Глава IV. Характеры обрисовываются
Завтрак подходил к концу, и Бернар спросил графиню, не позволит ли она ему, Христине, Габриели и Франсуа встать из-за стола. Графиня де Семиан охотно отпустила детей, и они побежали играть в сад.
– Мой добрый Франсуа, – сказала Христина, – как я благодарна тебе за то, что ты хотел меня защитить. Я уже просто и не знала, как есть, чтобы мамочка была довольна.
– Потому-то я и заговорил о тебе, Христина, – вздохнул горбун, – я видел, что ты не решалась есть и чуть не плакала. Мне было очень грустно за тебя.
– Я тоже опечалилась, когда мне показалось, что мама смеется над тобой.
– О, из-за этого не надо печалиться. Я уже давно привык, что надо мной постоянно смеются и, уверяю тебя, нисколько не обижаюсь. Только мне тяжело, когда это делают при папе: он сразу становится таким печальным. Бедный папочка так любит меня!
– О, да, – вставил Бернар, – он гораздо лучше тети Каролины Дезорм, которая совсем не любит бедную Христиночку!
– Ты ошибаешься, Бернар, – перебила его Христина, – ошибаешься, уверяю тебя. Мама меня любит. Только она так занята, что ей некогда обращать на меня много внимания.
– Почему же ей некогда? – удивился Бернар.
– Ей нужно делать визиты, – объяснила Христина, – то и дело одеваться, к ней часто приходят портнихи, и она примеряет платья. Потом приезжают гости и тоже отнимают у нее много времени. Потом они все вместе уезжают. Потом… Потом у нее еще много занятий.
– А что ты делаешь в это время? – спросил Франсуа.
– Я остаюсь с моей бонной. И вот это ужасно! Минна такая злая.
– Почему же ты не расскажешь об этом маме? – поинтересовался Франсуа.
– Потому что бонна будет страшно бранить меня за это и даже… побьет. Потом наговорит на меня неправды мамочке, и папа тоже накажет меня.
