- Пойдем туда, - кивает Егор, проследив за моим взглядом и подхватывает наши чашки. Несет их к дивану, ставит на прозрачный журальный столик темного стекла.
Щелкает пультом телевизора, и большой экран загорается, беззвучно транслирует какую-то развлекательную ночную передачу.
- На каком курсе учишься? - спрашивает он и отхлебывает чай.
- На втором, - тоже пью и смотрю на него, как он откидывается на спинку и расслабленно вытягивает длинные ноги. Сижу и пялюсь на него, как дура, и когда он, весело хмыкнув, поворачивается, быстро отвожу глаза к телевизору.
И это так странно, торчу дома у отца моего ребенка, и краснею, когда он смотрит.
- Хочу в универ к вам устроиться, на работу, - говорит Егор, и я давлюсь чаем.
- В смысле? - отставляю чашку на столик и отряхиваю брызги с платья.
- Ты против? - он улыбается. - Я сам в этом универе учился. И журналистику люблю. Чего ты испугалась? Стыдно с преподом ночами чай пить, а днем зачеты сдавать? - он интонацией выделяет слово "чай", и я краснею еще сильнее.
- В наш институт не надо, - резко говорю и поднимаюсь на ноги. Я была бы не против. Не будь там этой его черноволосой Татьяны, из-за которой он с матерью разругался и несколько лет не общался с семьей. И ведь косвенно я была виновата, это я на том ужине ляпнула про его взрослую преподшу-невесту.
- Строгая какая малыш, - он ставит чай и ловит меня за руку, резко дергает на себя, и я падаю к нему на колени.
Его руки обвивают талию, прижимают меня к широкой груди, он смотрит в глаза, и я, помедлив, обнимаю его за шею в ответ.
Молчим, и еле слышно жужит телевизор, слушаю стук своего сердца и пальцами перебираю жесткие мужские волосы. На затылке нащупываю шрам, небольшой, гладкий, неприкрытый волосами и вопросительно дергаю подбородком.
Егор наклоняется ближе, ощущаю его горячее дыхание на губах.
- Мы когда с тобой поругались и я уехал, - говорит он помолчав, - в командировку полетел, в зону боевых действий. Военная корреспонденция, знаешь? Думал, там мозги прочистить. Прочистил. Выстрел в голову, - поясняет он так просто, словно сказку мне рассказывает. Накрывает ладонью мою руку на своем затылке, - говорят, выживаемость пять процентов. Потом долгая реабилитация, - он мрачно усмехается. - Но вот я здесь. Жив-здоров. И понял, что семью очень хочу. Очень.
Трогаю шрам и не дышу, и слов не найду, что ответить. Раньше он по миру путешествовал и свой трэвел-блог вел, такой себе известный богатенький журналист, у которого мечта, а не профессия.
Егор Аверин - баловень судьбы.
Но в последние два года он просто пропал, а мне и не до его блога было, беременность и обида на него меня тогда ослепили.
- Неважно, что ты тогда наврала, - он крепче прижимает меня к себе, - и что беременности не было. Неважно. Надеюсь, теперь будет.
Его губы почти касаются моих, но я отклоняюсь назад, упала бы, но он держит меня.
- Что? - вскидывает густую бровь.
А меня потряхивает, стоит только представить, это ведь я кричала, что ребенка нет и не будет, и послала его на край света, где его чуть не застрелили. И козлом его считала за то, что он не вернулся, не одумался, пропал.
А он все это время лечился.
- А если бы был ребенок, ты бы простил? - убираю руку с его затылка, и подушечка пальца зудит, хочется еще раз потрогать, и чтобы не было там никакого шрама, уж лучше пусть бы он засмеялся мне в лицо и сказал, что это такая шутка.
