– Ты осуждаешь подарок, а сама ничего не подарила, – поджала губы матушка. – Разве этому мы тебя учили?
Наверное, это была усталость, но я, взяв из ее рук подарок, ровно проговорила:
– Нет, вы учили меня делить детей на любимых и нелюбимых, достойных и недостойных. Доброй ночи, я устала и хочу лечь.
– Фике, Висейр еще здесь, – осудила меня матушка. – Вы останетесь на семейный чай? Будем открывать подарки!
– Я открою у себя, – припечатала я и направилась к выходу из зала.
– Фике! Вернись немедленно!
А я уже и сама не рада была, что рот раскрыла. Книжицу я хотела оставить на широких перилах лестницы. Ведь вся суть этого дорогущего подарка была в том, что в книжке можно было писать только тем самым пером. И прочесть записи мог лишь тот, у кого в руках перо.
– Вирра, – громкий голос Кики донесся до меня, – отнеси сестрице малахитовое перо, будет от меня подарком.
– Оно ведь не пишет, – удивилась простодушная служанка.
– Зато оно было частью этого бессмысленного подарка, – фыркнула сестрица.
А я ускорила шаг. Кажется, скоро у меня появится прекрасная артефактная пара. Только мне записывать туда нечего: моим секретам в голове не тесно.
«Ха, поправлю коробку, перезавяжу бант, сменю магическую подпись – и будет у меня роскошный подарок на всякий случай, – хихикнула я про себя. – А если что, скажу, что этому меня дома научили».
В своей комнате, уже забравшись под одеяло, я пережила крайне унизительную минуту: горечь, копившаяся внутри весь день, все-таки прорвалась наружу. Шмыгая носом, я стирала с лица слезы и ненавидела себя за слабость.
«Давно пора это все перерасти, – ярилась я. – А ты все ждешь чего-то, дура-дура-дура!»
Чуть успокоившись, прикрыла глаза и провалилась в сон – спасибо извечному магическому истощения, проблем вроде «ох, не могла уснуть» у меня не бывает.
Вот только всю ночь мне снилась крохотная янтарно-зеленая дракошка. Малышка металась в темном небе, боролась с порывистым ледяным ветром и неумолимо проигрывала. Во сне я чувствовала ее эмоции: девочка, а это была девочка, ненавидела себя. Она злилась на себя, ярилась, не принимала… Не принимала свою слабость и зависимость.
«Дура-дура-дура, – билось в голове маленькой дракошки. – Опять поверила!»
Но это были не мои мысли. Это были мысли малышки, что, не справившись с ветром, рухнула куда-то вниз.
Вместо удара об землю я проснулась. И на моей руке – руке, свободной от клейма, – появилась янтарно-зеленая чешуя!
– То есть это все правда?!
То есть сейчас где-то – неизвестно где – разбилась насмерть маленькая дракошка?!
Я никогда не собиралась так быстро, как сегодня утром. Даже клятые перчатки чуть не забыла! Порошком зубным измазалась так, что едва убрала его, а платье и вовсе почти порвала. Вовремя остановилась, когда треск подозрительный услышала.
– Благословите, нонна. – Я поймала ее в коридоре.
– Благословляю, дитя мое. – Она осторожно перехватила мои руки. – Что-то случилось?
Я глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула:
– Мне кажется, что сейчас где-то в горах погибает упавший с неба дракончик. Девочка.
Нонна тяжело вздохнула.
– Вам только кажется, юная госпожа, а я в этом уверена.
От такой фразы я оторопела:
– В смысле?!
– Дети встают на крыло, и никто не имеет права им помогать, – голос подвел ее, и она, кашлянув, как-то по-особенному коснулась горла.
– Они же погибнут!
– И отчаяние их родителей будет безмерно, – кивнула нонна Шавье. – Горы – часть драконьих владений. Это своеобразный культурный центр, если ты понимаешь, о чем я. Сами-то кланы живут на островах, а сюда прилетают лишь ради храмов. В центре есть Старший Храм, он окружен непроходимой горной грядой. Пройти в него можно только через подземный ход, а выйти… Выйти лишь с самой высокой башни. С нее-то и слетают малыши, встающие на крыло. За пределами горной гряды их ждут матери – помочь, подставить крыло. Отцы в это время возносят хвалу Небесным Странникам в главном храмовом комплексе.
