Тем самым, сразу же расположили к себе женскую часть общины села, в независимости от национальности. Уловив момент, Баринов срочно изобразил открытую улыбку на симпатичном русском лице. Женщины синхронно, тихо и восхищенно вздохнули.
В женском вздохе присутствует мистика: легкий и невесомый, как пух, он успокаивает сразу и надолго: как детей, так и мужчин. Казалось, что марево напряжения, висевшее над селом, исчезло. Лейтенант воспользовался тишиной и произнес краткую, эмоционально выверенную речь о целях и мирных намерениях прибывшего взвода.
Речь комвзвода успокоила сельчанок окончательно, они заулыбались. Женщины уже мысленно выбирали, стреляя глазками по строю солдат, кого они возьмут на постой.
Иван не знал, что он тоже выбран, правда, не на постой, а в мужья.
Да, да, только так и никак иначе! – решала свою судьбу, стоявшая в толпе Люба Ванюшина.
Лейтенант почувствовал пристальный взгляд и начал искать его источник. Сделал он это быстро и обомлел. Никогда прежде он не видел таких красавиц. Словарный запас офицера, скупой на эпитеты, не мог выразить всех эмоций, прочувствованных в доли секунды Бариновым.
В результате в голове лейтенанта пульсировала лишь одна мысль: «Эта женщина должна быть моей». Люба обладала природной, необузданной красотой сибирских казачек, над которой веками трудились представители многих наций. Шарм добавляли независимая стать и отсутствие страха, как такового. Она выросла защищенная и опекаемая мощным отцом и четырьмя братьями.
Офицер, в свою очередь, поразил ее своей неместной внешностью и шикарным обличием. Девушка видела такую форму только на фотографиях своего отца, сохранившихся со времен первой мировой войны.
Стряхнув с себя оторопь, комвзвода занялся размещением взвода в селе.
Братья снайперы, с нарисованным тут же мандатом, ринулись экспроприировать часть трактира под комендатуру, согласно законам военного времени. Бедный владелец, местный китаец Саса ничего не подозревая, в лес не ушел. Он находился в рядом стоящей лавке, торгующей всем и вся, и проводил ревизию, ругая на смешном русском своих приказчиков. Он был так увлечен процессом вскрытия воровских схем своих продавцов, что не обратил внимание на шумиху вокруг. Лицо Сасы по-европейски побледнело, когда через окно он увидел двух вооруженных амбалов в военной форме, поднимающихся на крыльцо, находящегося напротив, его любимого трактира.
Тем временем, как истинный дипломат, старшина Прокопчук вел тайные переговоры с батюшкой. Сидя в его доме за столом с самоваром, он от души нахваливал пирожки и ватрушки разрумянившейся матушки, расположив к себе священника окончательно. Тайны «Сидоровского двора» открывались постепенно, как пасьянс пожилой дворянки. Информация была такова, что стоила той неспешности, с которой Степан умело получал сведения о ситуации в селе и характеристики на основных авторитетов Сидоровки. Священник бледнел, краснел, но не смел врать, согласно сану. Кроме того, Степан расположил его теософическими знаниями и батюшке ох как не хотелось терять столь приятного собеседника. К концу разговора, батюшка не заметил, как был завербован старшиной окончательно.
Насыщенная событиями жизнь забурлила в Сидоровке разом и надолго, подобно только что вскрытой артезианской скважине. Село заснуло под утро.
Глава V.
Солнце с трудом пробивалось сквозь гроздья пацаньих голов с приплюснутыми к стеклам окон носами, в отвоеванное у Сасы помещение комендатуры.
