Полицейскому приходилось слышать от своего приятеля Антуана Лорана, что юная мадам Бланшар очень хороша собой, но он не видел ее раньше, и теперь это стало для него настоящим открытием.
Она была поистине обворожительна!
Если бы не легкое растяжение уголков больших черных глаз, она вполне могла бы сойти за итальянку или испанку, но этот небольшой расовый признак придавал ей некий экзотический шарм и притягательность. Теперь Ланжевену было понятно, почему отстраненный от должности дипломат, любовный роман которого в свое время оказался объектом всех парижских хроник, из-за этой женщины потерял голову. Ходили сплетни, что «маньчжурская принцесса» была более влюблена в своего супруга, чем он в нее.
Но как тогда объяснить это жестокое убийство, если не принимать во внимание кухонные пересуды?
Орудием убийства стал изящный китайский кинжал, привезенный из Пекина, которым месье Бланшар пользовался для того, чтобы резать бумагу. Предмет этот, безусловно, был очень хорошо знаком его молодой жене, но какую нужно иметь силу и несгибаемую решимость, чтобы вонзить его по самую рукоятку в мускулистое тело спортивного мужчины в самом расцвете лет! С другой стороны, комната, из которой только что вынесли труп, оставалась в идеальном порядке, не было видно никаких следов борьбы. Или это слуги привели все в порядок перед приездом полиции?
Ланжевен глубоко вздохнул.
До этого момента ему удалось вытянуть из мадам Бланшар лишь несколько слов, причем каждый раз одних и тех же:
– Это не я… Я его не убивала.
Нужно было узнать хоть что-нибудь еще…
– Мадам, – сказал он с твердостью, не исключавшей, впрочем, и сочувствия, – нужно, чтобы вы рассказали мне все! Мне необходимо знать, что здесь произошло. Добавлю, что вам это, возможно, нужно даже больше, чем мне…
Отсутствующий взгляд устремился на него.
– Здесь ничего не произошло, абсолютно ничего.
– Как же вы можете говорить такое? Ведь ваш муж мертв.
– Он мертв… да… но я не знаю, как это произошло…
– Давайте попробуем разобраться вместе. Что вы делали этой ночью?
– Я спала. Что еще я могла делать в отсутствие моего господина?
Эта архаичная форма, вполне нормальная, может быть, для Китая, но так мало употреблявшаяся в Европе, вызвала тень улыбки на лице комиссара.
– Вы говорите, что его не было дома?
– Да, я это утверждаю. Два дня тому назад он получил… электрическое письмо, написанное на голубой бумаге. Вы разве его не нашли?
– Где оно находилось?
– Но… тут, на письменном столе. Он его оставил поверх своих бумаг. Я к нему не прикасалась.
– А кто-нибудь другой мог это сделать? О чем говорилось в телеграмме?
– Что он должен срочно ехать к своей матери, которая тяжело заболела. И он сел на поезд и уехал к ней.
– Вы хотите сказать, что он уехал в Ниццу?
– Да. Там живут его почтенные родители.
– Вы их знаете?
– Нет. Я никогда не была у них. Мне кажется, они не желали, чтобы я приезжала.
Ланжевен неожиданно поймал себя на мысли, что ему доставляет удовольствие слушать этот нежный, несколько приглушенный голос.
Однако он не должен поддаваться эмоциям!
Эта женщина прибыла сюда из страны, где умеют скрывать свои чувства. И ему показалось странным, что она плакала, не скрывая своей боли.
– Итак, вы спали, – снова заговорил он. – Расскажите, как вы проснулись, что потом делали!
– Я услышала крики женщины… Гертруды, как мне показалось, вскочила и прибежала сюда. И вот… я увидела.
