Манекенщики - страница 5



Повествователь освободил от содержимого еще один стаканчик.

– А потом, бац! – прилетают инопланетяне! И лежит, эта барышня, значит, без чувств, в сугробе около мертвого тела своего нового бойфренда. А этот лем, ну, который якобы души в ней не чаял, спасает ее и уносит в безопасное место. А когда та приходит в сознание, и узнает с его слов о произошедшем, он долго на нее смотрит. Очень долго. Смотрит и смотрит. Вот не знаю, минут пять, наверное. И пауза… А, знаешь, на кой черт эта пауза? На кой черт, знаешь, спрашиваю? Пауза, для осознания ей, что, дескать, помнит он все. Что вот он, как бы спаситель, в любой момент уйти может и бросить ее тут на произвол судьбы. На планете-то – все, хаос. Он понимает, что и она понимает… И увидела она в его глазах обиду за обманутую любовь, разочарование в верности и предательство. Увидела в его глазах так все явственно, как будто сама его до этого любила и грела надежду быть с ним вечно; словно не она от него, а он от нее отказался. Прочувствовала, поставив себя на место этого парня. Ощутила всеми сосудами своего тела, всю ту ненавидимую, непередаваемую, душевную боль, лекарством для которой может быть только полное отчуждение от этого телесного мира – смерть. А он стоял все это время и смотрел на нее, пытаясь жалостью к ней, обстоятельствами в коих она оказалась, подавить разрывающие сердце обиду и любовные страдания, не утихавшие в нем столько лет. Вот что называется чертовщиной, мой дорогой друг. Такой чертовщины я и врагу не пожелаю.

И еще один стакан был немедленно опустошен.

Слушатель ничего на этот счет не ответил, он только взял и закурил.

– Сколько уже можно курить, а, знаток поэзии? Вся комната будто после взрыва, – возмутился парень с перебинтованной головой, и приоткрыл форточку.

– А зачем нужно каждый раз слово «чертовщина» выделять прописным шрифтом?

– Ну, знаешь ли… – хотел было объяснить герой, – это все-таки…

Но тут же был прерван вопросом:

– А как ты познакомился со своей девахой, а, 908-ой?

908-ой был пациентом «Дома Наоборот». За год, проведенный здесь, единственным человеком, с кем ему посчастливилось сдружиться, и с кем ему разрешалось контактировать, был Консиллер, неотесанный персонаж, от которого жутко воняло, но всегда с идеальной прической и в ослепительно белой униформе. Частенько они сидели здесь, в палате и распивали текилу.

– Что значит со своей «девахой»? Выбирай-ка выражения, дружище!

Здесь Консиллер иронично фыркнул.

– Ну, ты же отзывался так о своей подруге…

– «Деваха» – это жаргонное слово, я же называл ее «девушкой».

Парень с именем из чисел выдержал некоторый момент, чтобы собраться с мыслями, почесал в области груди и продолжил рассказ:

– Как закрутилась моя история? – одновременно с повествованием, начал он ложкой раздавливать в порошок круглые мерцающие капсулы из розовой коробочки, – полтора года назад, по-вашему, около 2 тысяч «объятий» назад… 20 октября 2111 года. По-моему, в тот день я пил итальянские электронные коктейли «ELC» в баре на улице Двадцать Восьмого Июля. Забавно, правда? На улице Двадцать Восьмого Июля двадцатого октября! Отвратительные коктейли, но голову с них сносило, не подберешь. Да, да, мистер Зализанная Прическа, умели тогда коктейли делать. Что замечательно их не надо было смешивать с препаратами для безопасного усвоения алкоголя – основное, знаешь ли, преимущество электронного алкоголя. Так вот, сижу, пью и, вдруг, подходит ко мне бармен и пистолетом мне в лицо тычет. Вот, ведь, наглый ублюдок! Говорит, надо платить вперед, а то появился тут один лем, после того как вдоволь напивается, вместо оплаты счета, убивает барменов выстрелом в голову. Зверюга, говорит, отмороженная. Стрелял, рассказывает, в него шесть раз, но, по пьяне, так ни разу и не попал. Ну, он ему, говорит, как бутылкой по голове дал. А он взял и ушел и ничего не сказал, как будто ничего и не было. Как ни в чем не бывало, ушел, чудодей. Ну, я ему и говорю: «Ты пистолет-то убери, дружище. Во-первых, с момента Катастрофы прошло уже сто семьдесят тысяч «объятий», а во-вторых, у меня депрессивное настроение (творческий кризис, знаешь ли!), и никак мне сегодня не до ловкачеств, а потому со мной проблем не возникнет». А он о своем, говорит: «Так не пойдет!» Упертый малохольный кретин. И тут подсаживается ко мне андромеда со черными волосами, красивая такая, как бионическая кукла с супермаркета на Джона Леннона, и сует ему в нос пачку красных эмблем. Якобы за себя и за меня. Я говорю: «Зачем это?». Я и сам в состоянии заплатить за свою выпивку. А она мне: «У вас очи красивые, цвета солнца». Она очень интересно изъяснялась. А я говорю ей: «Вы выглядите взволновано». А, бармен, наконец, забрав деньги, ушел, и стали мы пить коктейли наедине. Я пью, и она потягивает. И, вдруг, спрашивает: «Кто вы?». А я отвечаю: «Я – манекенщик. Чищу мир от людей, не приносящих пользу обществу; она, вроде бы, считается одной из престижных профессий двадцать второго века, поэтому очень привлекательна в плане хорошего заработка. А между делом собираюсь стать писателем, пишу всякие разные философские статьи для одного издательства. Оно, ― говорю, ― самое известное на всех Островах Большой Надежды».