Маникюр для Гекаты - страница 4

– Ох, как романтично, в наше время уже нет таких мужчин! – задумчиво сказала Розалинда.

«Серьёзно?!» – в моём мозгу вспыхнуло острое непонимание. «Это же не история, а кошмар! Этот романтик относился к девушке как к вещи: не слушал её, сталкерил за ней, как маньяк, и вообще, позволил себе поспорить про то, что переспит с ней, как будто она какая-то вещь!» – я с отвращением посмотрела в тарелку, мясо было нежнейшим и великолепно приготовленным, но доедать его уже совсем не хотелось.

По завершению трапезы пришло время толкнуть речь самому Бригсу. Все собрались перед небольшой сценой, над которой до этого момента играл ни к чему не обязывающий джаз-банд. Дэвид в присущей себе манере, которую я для себя определяла как «юморящий диктатор», поздравил весь коллектив с ещё одним годом и, не затягивая, пожелал всем хорошо проводить время. После чего сделал вид, что уходит со сцены, конечно же, такая остроумная шутка вызвала взрыв хохота подхалимствующей толпы. Бригс с улыбкой вернулся на сцену и величаво потребовал у корректоров вернуть свисток. Рыжий парень выступил вперёд и передал начальнику искомый предмет с видом будто протягивал ларец со священными мощами папе римскому. Дэвид, ухмыльнувшись, покрутил в руках объект общественного вожделения, после чего поднял над головой, демонстрируя кусочек красного пластика залу.

– Я не люблю бездельников и вам всем это хорошо известно! Я это часто повторяю! – громко возвестил Бригс, и толпа ответила ему неровным гулом согласия. – Но, как обычно, в следующем году один из отделов сможет ответить мне на моё брюзжание пьяным смехом. Ну что ж, предлагаю узнать, кому же предстоит стать этими счастливчиками?!

Под смех и восторженные восклицания своих подчинённых он демонстративно аккуратно убрал свисток в нагрудный карман пиджака. Покуда шеф толкал речь, официанты убрали столики, за которыми раньше сидели сотрудники, вдоль стен же установили длинные фуршетные столы, заставленные различными закусками. Бригс спустился со сцены и его место тут же занял молодой диджей, одетый по случаю корпоратива, в чёрный смокинг с длинными фалдами. В скором времени из колонок потекла музыка, не слишком громкая чтобы мешать десяткам разговоров, ведущихся по разным концам зала в ожидании завершения розыгрыша порядка мест выступающих.

И вот на расчищенный танцпол вынесли три длинноногих барных стула из красного дерева, и все взгляды устремились в центр зала. Право выступать первыми выпало трио из бухгалтерии, в состав которого входили Розалинда и её молчаливая подруга, а также тридцатилетний мужчина по имени Барри Томпсон. Он был высок и весел, хоть в его слегка дёрганых движениях и читалось что-то от марионетки с перепутавшимися нитками, никакой антипатии он не вызвал, тем более ему вполне шёл костюм старого фасона с широкими брюками. Он был вооружен крупным кофром, обтянутым чёрной кожей. Покуда дамы занимали места на высоченных стульях, мужчина открыл кофр и нежно извлёк на свет красивую акустическую гитару, внимательно оглядел её, после чего лёгко запрыгнул на оставшийся ему центральный стул. Музыка из колонок поутихла, Барри сверкнул белозубой улыбкой и коснулся струн.

Играл он действительно хорошо, а мелодия показалась мне смутно знакомой. Полностью же мои сомнения улетучились, когда запели мумии неожиданно нежными и в то же время сильными голосами. «Вот кто бы мог подумать!» – я удивлённо смотрела на Розалинду, закрывшую глаза, и, кажется, полностью отдавшуюся пению, – «всегда знала, что не бывает бесталанных женщин, но кто знал, что она настолько хороша». Я так и не сумела вспомнить названии песни, зато в памяти всплыли картины детства: чаепития с бабушкой и её старые пластинки с музыкой. Эта старенькая любовная баллада явно была в коллекции бабули.