Маникюр для Гекаты - страница 5

Когда дамы допели, а последняя нота растворилась в воздухе, зал взорвался аплодисментами. Снова зазвучала музыка из колонок, и волшебство, навеянное старой песней, быстро отпустило толпу. Розалинда спустилась со стула и проследовала за своим бокалом, отставленным на время выступления на столе возле нас.

– Ну как оно? – слегка заносчиво поинтересовалась она у нашей компании.

– Великолепно! – ответил Тони и, пожалуй, с ним были согласны все. – Где вы научились так петь?

– Ох, дорогой, у меня была долгая жизнь, благодарю за комплимент, – взяв свой бокал, она вставила словесную шпильку. – Ну что ж, посмотрим, что выйдет у вас с вашим бурлеском.

Колкость явно предназначалась Слуни, молчаливо стоящему в стороне. После чего Розалинда поздравительно подняла бокал, улыбнулась и отчалила.

Вечер набирал обороты, ряды бутылок вина, шерри и бурбона в баре мелели, и сообразно количеству выпитого народ веселел. Раз в полчаса танцпол клуба становился центром всеобщего внимания, музыка на время затихала, и новый отдел выходил в центр зала. Всё это неприятно напоминало арену цирка во время выступления дрессировщика, вот только в этом стеклянном цирке в самом сердце каменного яблока не было песка и слонов… Да и звери в забавных нарядах выступали без дрессировщика, он спокойно стоял на балконе. Дэвид Бригс, облачённый в синий костюм со стальным отливом, расслаблено взирал вниз на своих подопечных, небрежно поигрывая стаканом с виски, зажатым в его крупных, поросших седым ворсом волос, лапах. Во взгляде его чувствовалось довольство и лёгкий интерес, он просто таки излучал удовлетворенность своей властью, тем, что сотрудники мнутся, как пластилин, под пальцами его воли.

Чтобы не думать об этом я влила в себя пару бокалов вина, но после пришлось остановиться, мне ещё предстояло выступать почти под завершение вечера, так что я предпочла отдаться танцам.

Тони офигенно выглядел в этом винтажном костюме и мне хотелось с ним потанцевать, но ему, судя по всему, больше нравилось пить со своим приятелем Грувзом. Пару раз у меня получилось вытащить его к себе на танцпол, но каждый раз всё отчётливей улавливала раздражение. Его крепкое тело под слоями одежды ощущалось странно пустым и чужеродным. Пожалуй, нигде кроме секса, так остро нельзя почувствовать отстранённость партнера, как это происходит во время танца. Стоит убрать из процесса эту искру интереса, как тут же нить лопается, и то, что всегда было элегантным и страстным обменом энергии, становится пустым преставлением ног под музыку. Не раскачав своего кавалера с двух попыток, я почувствовала себя жутко неуверенно, будто стринги неудачно впились в тело, и ты не можешь найти удобного положения чтобы хотя бы стоять. Вот только бельё можно поправить, а тут же всё было сложнее. Моё настроение лишь усугубилось, когда пришёл черед нового выступления. Центр внимания заняли пяток девушек из редакторского отдела в откровенных нарядах танцовщиц бурлеска. Примой, естественно, была Мэнди, чья голова была украшена большим убором из перьев. Под заводной ритм похотливых труб прошлого века, девушки в красных корсетах и коротеньких шифоновых юбках заворожили всех мужчин в зале. Видя полупьяный взгляд Тони, которым он не стесняясь мазал своих коллег, на данный момент бесстыдно хваставших телами, мне стало дурно. Оглядевшись, я увидела, что недалеко от нас стоит официант с подносом, уставленный бокалами, свет очень заманчиво играл на пузырьках шампанского. Я направилась к нему в надежде, что глоток игристого прогонит липкую неуверенность из головы, но подойдя к подносу я всё же сумела взять себя в руки без внешней помощи в виде алкогольного допинга и взяла с подноса бокал с водой. Впереди меня ещё ожидало выступление со сложной хореографией, поставленное нашим отделом. Напиться, запутаться в своих ногах и растянуться на полу – последнее чего мне хотелось, особенно после того, как Мэнди сверкала ляжками и красовалась перед залом своими формами. Выступление завершилось, зал зашумел. Благоразумно пригубив воды, я вернулась к нашей компании как раз вовремя чтобы услышать очередную плоскую остроту Слуни, сказанную, видимо, в ответ на какой-то вопрос Тони.