Королевская охота!
Но будет еще царская! Он уверен. Потому как…
А что – потому?
Это все неясно, как в тумане. Но главное – сделать первый шаг. Тот самый, который, как утверждает какая-то песня, самый трудный.
И что это все время мысли крутятся вокруг цифры «три». Троица – раз, «Три тополя на Плющихе» – два, соображают обычно на троих – три. А сколько голов у Змея Горыныча? Неужели три?
Чуть поджимает левый сапог. Немного ноет спина. Но все образуется. С завтрашнего дня…
С дерева срывается филин. Ошалело шарахается из стороны в сторону. Потом прямит полет и уныривает в просеку.
Пахнет порушенной травой и раздавленными грибами.
Убитый им кабан точит кровью по его следу. И так будет всегда. Он впереди, а… неужели поводыри станут плестись сзади?
Где-то гулко прокатился выстрел.
Егери насторожились. Особенно тот, кто вывел Кравчука на кабана.
Карабин побрякивает за плечами.
А вот и машина. Добыча погружена. Можно ехать. Вечереет. Беловежская пуща тревожно засыпает. Потому как не знает об очевидном плане людей, слетевшихся в ее дебри, чтобы и дальше унести свою беспросветную дремучесть.
На каком периоде все начиналось, никто не знает. Но было у Ельцина три советника – Бурбулис, Шахрай и Козырев. Которые денно и нощно жужжали в уши, что надо скорее обезножить Горбачева, чтобы он далеко не ушел со своим уже всем надоевшим «заносом». Тогда не очень часто произносили слово «независимость». Хотелось, чтобы оно сперва вошло в пронос самого Бабая, как за глаза зовут среди них Ельцина.
И однажды, восстав от сна и – за ночь – погоняв по извилинам, как по рельсам, маневрушку своего соображения, сказал:
– Независимость, понимаешь!
И греко-римские борцы тут же кинулись проводить захваты, подсечки и суплексы.
Заварилась каша.
Как представителя степи подключили сюда Нурсултана Назарбаева. Только говорили с ним больше намеками. Потому тот до конца так и не понял, что такое «конструктивный диалог», на который натягивали свою вуаль греко-римляне. Хотя суть политики становилась ясна. Раз народ Советского Союза проголосовал за то, чтобы не рушить своего детища и кормильца, значит, надо – выщемить что-то иное, что наконец приведет к тому, чего так не хватает всем тем, кто изголодался от неразберихи и хаоса.
– Новая политическая система, – начал вдалбливать в голову президента России Бурбулис, – подтвердить реальное государственное участие в подготовке людей к рынку.
Шахрай вякнул что-то о технологическом отставании. На что обрек на стояк бровь президента.
– Не может быть в России никакого отставания, понимаешь!
– Мы обречены торговать друг с другом, – подъелдырил Козырев, таким образом сделав первый шаг к посту министра иностранных дел.
Но главное, все трое (Господи, и тут троица!) усекли, что послаблений не будет. Потому немедленно включили информационный станок. Изжевечным голосом пошел подводить свои «Итоги» Евгений, дай Всевышний ему здоровья, Киселев.
А вариант Беловежья уже зрел. Как из прыщика выкоховывается роскошный чирий, так и он вышел из словесных обмолвок из всего хитростного и гнусного, пока не стал тем фактом, от которого, без преувеличения, ахнул весь мир, и раздались долгие, почти нескончаемые аплодисменты в ЦРУ.
– Наконец-то! – вырвалось там с облегчением и радостью.
Только под вечер в тот день, уже встретив Ельцина, Кравчук наконец узнал, что у Змея Горыныча было пять голов.
