Куимов понял, зачем припожаловал сосед.
– Сколько тебе надо? – спросил.
– На бутылку, – деловито ответил тот.
– А где ты это все берешь?
– У тети Груни.
– Она варит самогон?
– Нет, – гордовато сказал он, – фабричную водку выпускает. – И поспешил навязать спор: – Не веришь, да? Я сейчас принесу…
И, метнувшись в свой двор, вернулся с бутылкой, на наклейке которой значилось, что это особая водка, произведенная на московском заводе «Кристалл».
– Видал? И по вкусу мягче любой бормотухи.
– Ну а не боится эта Груня, что ее – того?..
– Ты такого министра Лагунина знаешь? – вдруг спросил сосед.
– Да вроде слышал, – ответил Геннадий.
– Так вот это ее родной брат. Улавливаешь, откуда ветер?
Ежели Славка Журба был простоватым алкашом, то другой сосед Артем Гржимайло являлся ему явной противоположностью.
Он совершенно не пил. В свободное от своего тайного бытия время – ибо никто не знал, чем он занимается целый день, – приходил в сельсовет и там начинал, как все говорили, «качать права».
– Для вас, что, – обращался он, к примеру, к председателю или секретарю Совета, – советские праздники не колышат?
– А что нынче за праздник? – спрашивал его.
– День Парижской коммуны! – восклицал он. И значительно добавлял: – С нее все началось.
– Что именно?
– Насаждение идей коммунизма во всем мире.
– Ну и чего же нам делать? – наивничали сельсоветские.
– Вывесить красные флаги и в клубе прочитать лекцию об этом событии.
– Так про ту революцию никто же ни хрена не помнит.
– Тем более, наше дело обновить память.
К Куимову он приходил по другому вопросу.
– Скажи, – спрашивал он, – чего труднее писать – стихи али прозу?
Геннадий соответственно отвечал.
– А тогда почему за маленькую книжку платят больше, чем за большую?
– А откуда ты знаешь? – любопытничал Куимов.
– Да Петров мне говорил.
Петров – тоже писатель. Только, в отличие от Куимова, он там живет уже многие годы и сейчас, кажется, вознамерился навсегда перебраться в город.
– Так вот он мне сказал, что ты за маленькую книжечку стихов получил больше, чем он за толстенный роман.
Поскольку от этого «живой деньгой» не откупишься, Куимов предлагал ему что-либо почитать.
Он долго копался на полках библиотеки, потом неожиданно задавал вопрос:
– А у нас возможны террористические нападения?
– Не знаю, – отвечал Куимов.
– Вот в этом наша главная беда, – подхватывал Гржимайло, – это безучастность и апатия. А никогда не задумывался, почему всякая наша победа – трудная? А все потому, что у русского, даже взявшего кол, где-то в душе смутное предчувствие: а нужно ли пускать его в дело? Может, и так обойдется.
Он нашел какую-то брошюру.
– А чего это тут такая нарядная Москва?
Никто не помнил, кем Артем был до того, как насовсем переехал в Александровку. Ну что явно был не простым работягой, говорил его слог. И постоянная тяга к политическим спорам.
Нынче он тоже, перетасовав несколько книг, уселся у окна, глянул на пойменное прилесье, только что пережившее градобой, и начал:
– Что проще – сделать зрелое предложение или дать абсурдный приказ?
Куимов, пододвигая ему пепельницу, молчал.
– He заботясь о результатах, приказ, конечно, доступней, – продолжал он. – А если ты обладаешь правом того самого предположения?
Он раскурил, кажется, самокрутку.
– Репрессивная структура говорит, что промаха не будет.
Он углубился в какие-то свои размышления, потом продолжил:
– Вот не пойму я Горбачева. Сперва мне показалось, что он в свои реформы заложил корыстные политические интересы. Не хочу никого обманывать, поначалу мне кое-что по-настоящему нравилось.
