Но поскольку в этом не было необходимости, Куимов никогда ни с чем не обращался.
А однажды к нему приехал крестовый брат Николай и попросил ему «уазик» достать.
Куимов подумал и ответил, что особенно не обещает, но попробует.
– Да нет проблем! – закричал сослуживец в трубку, когда он ему позвонил. – Деньги в зубы и – айда в Белокаменную.
И Геннадий приехал.
И почти две недели провел там, пока все, по словам министра, улаживалось и утрясалось.
– Знаешь, – сказал ему в конце этого срока друг, – мой коллега сейчас в отпуске. Вот вернется… Словом, приезжай через месяц.
Куимов ездил к нему восемь раз. И когда, отчаявшись, собрался махнуть рукой, как секретарша министра, для которой он давно стал своим человеком, однажды – за чаепитием – спросила:
– А что у вас за такой вопрос, что Александр Елисеич не может решить?
И он – рассказал.
Света, как звали секретаршу, как-то отрешенно посмотрела на Геннадия, и можно было легко предположить, что она сравнивала качество дружб – мужской и женской. И потом просто так спросила:
– Что же вы мне раньше не сказали?
Умаянный бесконечными обещаниями, пустыми встречами, ненужными знакомствами, ничему не обязывающим питием, Куимов и на эти слова Светланы посмотрел, если так можно выразиться, как на въедливую борьбу добра и зла. Добро – предполагает, а зло – располагает. Вот сейчас она скажет то же, что и его друг: мол, в наши дни это дело совсем непростое, «уазики» в продажу почти не идут, ибо это, так сказать, оборонный заказ. Ну и в защиту своих намерений еще вякнет, что старания могут быть и не признаны.
И пока этот напряженный монолог вписывался в призрачный мир надежд, Света – по телефону – совершила некую живопись словами.
– Ларочка! – произнесла она в трубку. – Есть у меня один хороший знакомый, который до сих пор верит в праведную жизнь. Нет, не псих. Просто он, согласно своим убеждениям, никогда не сталкивался с тем, что находится вне морали.
Куимов не мог понять, зачем нужна эта изощренная проза.
А Светлана, чуть приламывая свою тонкую бровку, продолжала:
– А равнодушие общества кого хочешь сделает дебилом. Тем более что наша умственно отсталая политика…
Она сказала еще несколько ничего не значащих фраз, потом якобы призналась:
– Нет, у нас с ним, можно сказать, психологический роман. С ним я себя чувствую безумнее и маневреннее. И так порой хочется начать сызнова написание своей судьбы.
В заключение она бросила еще одну фразу:
– Классное руководство – это то, которое еще не съела гуманитарная блажь.
А потом было прощание и еще одно уверение:
– Сейчас он приедет с Лешей.
Она тут же вызвонила того самого Лешу, который интеллигентно явился тотчас и был выряжен в коробящие любителей традиции одежды. Особенно забавно болтался у него на шее явно женский шарфик.
Машина ждала у подъезда.
– К Ларисе! – бросил шоферу Леша.
И они – поехали.
Куимов не болел нравственным обновлением, но настойчиво проведенные в свое время в жизнь какие-то принципы нарабатывались как привычки, завышевшие собственные возможности на незримой тропе добра. Может, поэтому его последнее время тянуло на исповедальную литературу и отталкивали любые обожатели искусственных построений.
Но вместе с тем он не осуждал шустрых публикаторов, которые представительно переводили свою личную жизнь на современно толкующий язык и как бы подчеркивали, как слаба человеческая память. Ведь у каждого подобное, ежели не было когда-то, но непременно случится впредь.
